Арктический роман

И проулочек и улочку Санька нашел бы через сто лет — впотьмах, на ощупь: он знал их не хуже своего двора.

— Теперь смотри на наш дом, — сказал отец. — Видел в конце огорода — дыра в заборе?.. Мать там сирень посадила.

— Знаю, — сказал Санька; в эту дырку он не раз пробирался к деду Борзенко за абрикосами.

— Мы с Антоном после гражданской вместе вернулись на шахту, — сказал отец. — Шахту только начали восстанавливать: во время гражданской ее затопило. Я был секретарем партячейки, Антон — председателем шахтного комитета… по профсоюзной… Да… На работу ходили вместе. Антон пролезет в дыру в заборе, посвистит у окна — и пошли: проулочком, улочкой — и контора. Когда шахту восстановили, партия послала нас на участок, мы работали на нем и до революции; меня в одну лаву, Антона в другую — обоих бригадирами навалоотбойщиков. На работу ходили по тем же проулочку и улочке. И возвращались этим путем. А потом Антон стал накладывать крюк. Во-о-он видишь?.. Музыкальную школу?.. Там был рабфак. Антон после работы бежал в рабфак, я один шел домой. Когда я был уже начальником смены, Антон изменил и этот свой маршрут: из шахты стал заворачивать не к тому дому, где сейчас музыкальная школа, а дальше — во-о-он туда… где индустриальный институт; в институте и тогда было заочное отделение… А я ходил теми же улочкой и проулочком… Когда я стал начальником участка, Антон стал инженером. Теперь Антон Карпович управляющий трестом и врубовую машину вместе с учеными создает, а я только вчера отнес документы в техникум, на заочное отделение. Вот и рассуди, сынок, — сказал отец, — кто из нас больше прошел за мирные годы…

— Тебе завидно, что ты не управляющий трестом? — сказал Санька.

— Это не то, сынок, — сказал отец. — Можно быть простым шахтером и быть человеком. А Антон Карпович еще и замечательный инженер. Он врубовку создает, понимаешь?

— К чему же ты меряешь расстояния? — сказал Санька.

— Учиться надо, сынок, — сказал отец. — Каждому человеку хочется сделать для людей — для народа что-то большое, хорошее. Без этого человек как без радости. Социализм, сынок, надо строить не только руками, но и головой, и не красками, а наукой. Чем выше человек подымется в науке, тем больше сделает для людей. А я вот… Я могу и комбайн сделать, а голова упирается в кровлю[1] образования не хватает. Человек должен жить так, чтоб у него не было кровли над головой. Тогда он сможет жить в полную силу, успеет за свою жизнь сделать все, что ему положено на земле. За это твой дед погиб, сынок: чтоб его дети могли учиться — жить для народа; за это я в революцию шел.

— Почему же ты не учился, как Борзенко? — сказал Санька.

— В том-то и дело, — сказал отец. — Надо было перво-наперво приводить в порядок то, что завоевали, — хозяйство народное… чтоб выжить. Дома у себя выжить. В стране. Кому же это было доверить, как не мне и Антону. Потом надо было строить тяжелую индустрию. Чтоб страна выжила и в «окружении»… Индустрия без угля, как человек без хлеба. Мы давали хлеб… А Борзенко… Надо было помогать Антону, пока он учился «без отрыва…» — подменять его в лавах. Нельзя же так, чтоб учились все в однораз. Я подменял. Время было такое. Потом ждал своей очереди… Теперь натер холку в забоях… Видел, как отбойным молотком уголь берут? В той лаве, куда я водил тебя?.. А когда в Ясиноватский лес ездили, видел, как комбайны хлеб убирают?.. Вот оно как, сынок: врубовка врубовкой, а можно сделать и комбайн. Идет он по лаве: на всю длину ее отбойные молотки, врубовки мечутся, — он сам грузит уголь на ленту, сам скачивает на штрек[2], сам крепит за собой; только один человек и управляет этим комбайном, и тот находится на штреке, в безопасном месте; уголь рекой идет, а рабочих раз, два и… обсчитался. Такие комбайны должны быть в лавах; таким должен быть социализм в шахтах, сынок. Надо сделать такой комбайн. Я было захорохорился… Не пускает меня кровля к такому комбайну, улочка и проулочек держат за полы. Надо учиться…

— Учись, — сказал Санька.

— Буду учиться. Обязательно буду. Нужно тебе…

— Я учусь.

— Где?

— В художественном училище буду…

— Это не то, — сказал отец. — Нужно в школе учиться, а потом в институте. Если я не смогу сделать такой комбайн, ты должен сделать, сынок: освободить людей от труда, каким они сейчас трудятся в шахте.

— Па, я уже сдал документы в училище, — сказал Санька. — Я хочу…

— Ты еще не знаешь, чего хочешь, сынок.

— Я хочу научиться рисовать по-настоящему, — сказал Санька.

— Ты хотел стать разведчиком, как красные дьяволята, хотел стать баянистом, как Желябин…

— Я хочу стать художником.

— Видишь наш дом?.. Видишь проулочек, улочку?.. Рисовать можно и после работы, как сейчас ты после школы рисуешь. Шахтерам нужен комбайн…

— Я буду художником, — сказал Санька.

— Мы будем вместе учиться, сынок, — сказал отец. — Ты будешь помогать мне…

— Я буду…

— Когда закончишь десятилетку…

— Я не хочу!

— Социализм перво-наперво надо построить, а потом разрисовывать, — сказал отец. — Я забрал твои документы из училища.