Арктика в Великой Отечественной Войне

Вот так, просто и даже буднично, главный герой каверинского романа описывает свои действия на войне. «В июле я ходил еще с бомбами на Киркенес — и довольно удачно, как показали снимки. В начале августа я уговорил командира полка отпустить меня на „свободную охоту“ — так называется полет без данных разведки, но, разумеется, в такие места, где наиболее вероятна встреча с немецким конвоем. И вот в паре с одним лейтенантом мы утопили транспорт в четыре тысячи тонн. Утопил, собственно говоря, лейтенант, потому что моя торпеда, сброшенная слишком близко, сделала мешок под килем и „ушла налево“. Но все было проверено в этом бою, в том числе и раненая нога, которая вела себя превосходно… Короче говоря, в середине августа я утопил второй корабль — в шесть тысяч тонн, охранявшийся сторожевиком и миноносцем. На этот раз я шел в паре с командиром эскадрильи и, к своему удовольствию, заметил, что он атаковал еще ниже, чем я. Разумеется, самому себе он выговора не сделал»[209].

Кто же был прототипом Сани Григорьева? Отвечая на этот вопрос, писатель говорил, что одним из прототипов послужил летчик-истребитель старший лейтенант С. Я. Клебанов, погибший в 1943 году. Самуил Яковлевич Клебанов был связан с Арктикой с 1935 года, работал летчиком. В Ленинграде он занимался в планерной секции, в которой Чкалов был инструктором (в книге летчик Ч. — кумир Сани Григорьева).

В своих воспоминаниях Каверин не раз писал, что Клебанов стал его помощником-«инструктором» в изучении особенностей летного дела в арктических условиях. В своем сборнике «Литератор» Каверин рассказывает о встречах с М. Горьким и другими известными писателями, историками литературы, режиссерами; его дневники и переписка охватывают время от 1920-х до 1980-х годов. Напечатано в сборнике и письмо Каверина летчику Клебанову, датированное 14 марта 1942 года: «Я читал в „Известиях“ о том, что Вы летали бомбить Германию, и почувствовал настоящую гордость за то, что изобразил хоть небольшую частицу Вашей жизни в „Двух капитанах“. От всей души поздравляю Вас с орденами — уже двумя — так быстро. Я не сомневаюсь в том, что Вы — настоящий человек и мужчина…». Как отмечал Каверин, сочиняя второй том романа, он нашел воспоминания однополчан Клебанова, полные уважения.

В главе «Победа» писатель от имени Сани Григорьева описывает схватку с вражески кораблем. «Мы вылетели в два часа ночи, а в половине пятого утра утопили рейдер. Правда, мы не видели, как он затонул. Но после нашей торпеды он начал „парить“, как говорят моряки, то есть потерял ход и скрылся под облаками пара…

Еще во время первого захода стрелок закричал:

— Полна кабина дыму!

…Не буду перечислять тех кратких докладов о состоянии машины, которые делал мой экипаж. Их было много — гораздо больше, чем мне бы хотелось. После одного из них, очень печального, штурман спросил:

— Будем держаться, Саня?

Еще бы нет! Мы вошли в облачко, и в двойном кольце радуги я увидел внизу отчетливую тень нашего самолета. К сожалению, он снижался. Без всякого повода с моей стороны он вдруг резко пошел на крыло, и если бы можно было увидеть смерть, мы, без сомнения, увидели бы ее на этой плоскости, отвесно направленной к морю.

…Сам не знаю как, но я вывел машину. Чтобы облегчить ее, я приказал стрелку сбросить пулеметные диски. Еще десять минут — и самые пулеметы, кувыркаясь, полетели в море.

— Держимся, Саня?

Конечно, держимся! Я спросил штурмана, как далеко до берега, и он ответил, что недалеко, минут двадцать шесть. Конечно, соврал, чтобы подбодрить меня, — до берега было не меньше чем тридцать.

Не впервые в жизни приходилось мне отсчитывать такие минуты. Случалось, что, преодолевая страх, я отсчитывал их с отчаянием, со злобой. Случалось, что они лежали на сердце, как тяжелые круглые камни, и я тоскливо ждал — когда же, наконец, скатится в прошлое еще один мучительный камень-минута! Теперь я не ждал. С бешенством, с азартом, от которого какое-то страшное веселье разливалось в душе, я торопил и подталкивал их.

— Дотянем, Саня?

— Конечно, дотянем!

И мы дотянули. В полукилометре от берега, на который некогда было даже взглянуть, мы плюхнулись в воду и не пошли ко дну, как это ни было странно, а попали на отмель. Ко всем неприятностям теперь присоединились ледяные волны, которые немедленно окатили нас с головы до ног. Но что значили эти волны, и то, что машину мотало с добрый час, пока мы добрались до берега, и тысяча новых трудов и забот в сравнении с короткой фразой в очередной сводке Информбюро: „Один наш самолет не вернулся на базу“?»[210].

Глава «За тех, кто в море» рассказывает о героях-подводниках, с которыми встречался главный герой романа. Знаменитый подводник Ф. — командир подводной лодки М-172 («Малютка») Герой Советского Союза Израиль Ильич Фисанович. С ним писатель общался в Полярном во время войны.