Арктика в Великой Отечественной Войне

Медицинская комиссия госпиталя решила демобилизовать летчика по состоянию здоровья, но он написал протест, и его все же признали «ограниченно годным к военной службе». Сорокин отправился в Москву, где подал наркому Военно-Морского флота Н. Г. Кузнецову рапорт, в котором написал: «Уверен, что смогу летать на боевом самолете и уничтожать врагов в воздухе». После встречи с наркомом летчика отправили на машине Наркомата в Центральный госпиталь в Сокольниках. Через две недели обследований комиссия приняла решение, что «в порядке индивидуальной оценки Сорокин З. А., старший лейтенант, признан годным к летной работе на всех типах самолетов, имеющих тормозной рычаг на ручке управления, и к парашютным прыжкам на воду». Сорокин получил назначение в родной Сафоновский полк. После нескольких дней тренировок он снова стал летать и в феврале 1943 года, уже будучи на протезах, сбил в бою свой седьмой по счету вражеский самолет.

Прибывший в Заполярье английский военный атташе, вручивший Сорокину орден Британской империи, сказал на церемонии: «Пока в России есть такие люди, она непобедима»[55].

Гвардии капитан З. А. Сорокин к 19 марта 1944 года совершил 117 боевых вылетов (в том числе четыре на разведку и 10 на сопровождение торпедоносцев и бомбардировщиков), провел 19 воздушных боев и лично сбил 11 самолетов противника: два «Мессершмитта-110», два «Юнкерса-88», шесть «Мессершмитта-109» и один «Фокке-Вульф-189». В 1944 году была выпущена листовка о подвиге З. А. Сорокина.

Указом Президиум Верховного Совета СССР от 19 августа 1944 года гвардии капитану Захару Артёмовичу Сорокину присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 4338). До апреля 1945 года Сорокин нес службу в Арктике. Впоследствии в своих книгах он описывал оборону Заполярья от немецких захватчиков.

Первый подводник — Герой Советского Союза

Первым подводником, удостоенным звания Героя Советского Союза во время Великой Отечественной войны, стал сражавшийся на Севере Иван Александрович Колышкин. Более того, подлодка, на борту которой он находился, в самом начале войны сделала первый на Северном флоте торпедный залп по кораблю противника.

Иван Колышкин родился в августе 1902 года в деревеньке Крутец на самом берегу Рыбинского водохранилища (ныне Рыбинский район Ярославской области). Деревня существует и сейчас, и в ней даже сохранился дом позапрошлого века, где жила семья Колышкина.

Получив начальное образование (4 класса), подросток уехал на заработки в столицу. Когда началась Первая мировая война, он вернулся домой, а после революции снова уехал — в Рыбинск. Там ходил матросом на барже, кочегаром на пароходе и одновременно упорно учился. В 1924 году добровольцем пошел служить на военный флот. Став краснофлотцем, Иван Колышкин продолжил обучение. Окончив военно-морское училище, попал на подводный флот, где вскоре стал командиром легендарной «Щуки» — подводной лодки серии «Щ». Начало советско-финской войны он встретил уже в должности командира дивизиона подводных лодок.

И вот настала роковая дата — 22 июня 1941 года. Вечером этого дня вместе с другими подлодками дивизиона в первый боевой выход отправилась лодка Щ-401, на борту которой находился Иван Колышкин. Командиром лодки был старший лейтенант А. И. Моисеев. Противника в море встретить не удалось, поэтому 27 июня экипаж повел лодку прямо в порт Вардё, где торпедировал стоявший у причала немецкий транспорт. Успеха эта дерзкая вылазка тогда не принесла: то ли дистанция была велика, то ли торпеда подвела. Первая на Северном флоте успешная атака подводной лодкой состоялась в октябре — отличилась подлодка Щ-402 из дивизиона Колышкина.

В своих мемуарах Иван Колышкин запечатлел немало примечательных случаев той военной поры. В том числе и историю рождения традиции: подлодка, потопившая немецкий корабль, входя в порт, оповещала всех об успехе, давая холостой выстрел. Впервые таким салютом отметила потопление вражеского судна подлодка К-22, которой командовал Василий Уткин. «Через пять дней, патрулируя милях в пяти от входа в Сюльте-фиорд, Уткин увидел в перископ пассажирское судно. Оно шло полным ходом, прижимаясь к берегу. Стрелять с такой дистанции торпедами было бесполезно.

— Вот он локоть, да поди укуси, — огорченно буркнул Уткин, уступая место у перископа Гаджиеву. В глазах Керима мелькнули вдруг веселые искорки:

— А ты всплывай, командир, всплывай! Догоним его — и дадим прикурить. Тогда кусай локоть сколько душе угодно!

Уткин понял. Это ж было отличное решение! Надводный ход у „катюши“ достаточно велик, чтобы нагнать транспорт. А на палубе у нее двухорудийная 100-миллиметровая батарея, причем пушки эти получше, чем у эсминцев-„новиков“. Транспорт, если он и вооружен, то наверняка менее сильной артиллерией…»[56].