Арлекин. Судьба гения

Императрица Анна, рассказывали ей, в последние годы жизни часто скучала от такого вот одиночества, не умела ценить всю прелесть подобных мгновений и разгоняла тоску, требуя увеселений, любила гам, толчею кривляющихся шутих или оглушала себя громкозвучными концертами – не представляла себе дворцовой жизни без постоянного маскарадного мельтешенья перед глазами. Что ж, она была государыня бездеятельная, во всём послушная мнению своего окружения, исподволь, из-под полы наживающегося на беспечности монархини. То же, впрочем, можно сказать и о Елизавете Петровне.

Последнюю Екатерина не любила вспоминать. При её дворе чувствовала себя всегда скованно и жила своим, обособленным мирком, чем только раздражала и без того настроенную против неё самодержицу. Но она не могла иначе – слишком деятельная, с кипучей кровью, она рано почуяла вкус власти и не выносила подчинения. Проделки и интриги Екатерины до поры до времени прощались, но только до поры до времени, она знала это и, втайне боясь всего больше быть отосланной с позором из России, не могла тем не менее вести себя соответственно законам двора. Оказавшись здесь, она сразу поняла, что Провидение посылало ей небывалый шанс, и мелкая ангальт-цербстская принцесса ухватилась за него и победила! О! она хорошо успела изучить СВОЮ великую страну, и теперь, восемь лет почти царствуя над неисчислимыми её подданными, многого добилась. И большего ещё добьётся, не зря зовут её просвещённой монархиней, она понимает нужды СВОЕЙ страны и от выбранного пути не отступится.

Она научилась властвовать, годы подневольной придворной жизни сделали из неё тонкого дипломата. Взять, к примеру, Панина или Щербатова – вельмож, коих терпеть не может, но в помощи которых остро нуждается. Что бы сделала с ними Анна, зная, что и те не любят свою государыню? Обезглавила либо сослала бы на край земли, в Камчатку, как поступила с пособниками Волынского. Екатерина же, наоборот, приласкала их, сманила к себе на службу, и вот – связанные присягой, долгом чести трудятся ей на славу и даже слова против не вымолвят. Конечно, опираться следует на молодых, новых, кои только от неё зависят, но и старые вельможи нужны ей; лаская их, она лишь упрочивает представление о себе как о милосердной государыне, свято блюдущей законы. Россия – страна традиций, кичащаяся своей славой, размерами, мощью, памятью о великих деятелях былого, и она хорошо это усвоила. На словах Екатерина – продолжательница идей Петра-преобразователя, но только на словах, на деле – полстолетия отделяет её от великого государя. Пример его царствия весьма поучителен, но она станет действовать иначе: не жёсткостью и дыбой усмирит недовольных, а перехитрит их, переманит постепенно на свою сторону и тем обезвредит. Она противница ненужного кровопролития… ненужного кровопролития…

Едва взойдя на престол, стала действовать она властно и скоро заслужила признание соотечественников. Но что россияне, ей нужно признание Европы, нужно ещё и потому, что многие там догадываются, как досталась ей корона. Она завязала переписку с первейшими мыслителями современности: с Гриммом, с Вольтером, с Дидро, и французы польщены вниманием венценосной покровительницы талантов и разносят славу о ней по всему свету. Что ж, она признает, ей тоже лестна такая слава, лестна ещё и потому, что ОНА САМА ТВОРИТ ЕЁ, ТВОРИТ ИСТОРИЮ! Переписка доставляет ей удовольствие, забавляет ум, но она давно поняла, что в политике руководствуются отнюдь не собственными интересами. Императрица-мыслитель, императрица-литератор – такой знают её современники и подданные, и она не просто пускает пыль в глаза, а действительно поощряет мечтания знаменитых французов, но одно дело мечтать, другое – управлять. На бумаге слова всегда кажутся гладкими и заманчивыми, легко выполнимыми.

Она подняла со стола бумажку с выпиской. «Я б хотел, чтоб Самодержица была славнейшая, империя сильнейшая, генералы искуснейшии, правители просвещеннейшими, судьи правосуднейшими и согражданы наши народ счастливейший в свете». Правильно сказано, она того же желает, но ведь всё это – слова. Что есть народ и как сделать его счастливейшим? В первую очередь следует думать о его благополучии дворянам – хозяевам народа, а значит, печься самодержице в первую голову предстоит о дворянах, и только о них, а землевладельцы же и наведут постепенно порядок в подрасшатавшейся за полстолетия империи. Монархия, где вовсе отсутствует дворянство, всегда чистым деспотизмом и тиранией бывает, отвлекает взоры народа от королевского дома, – так, кажется, ещё Бэкон писал в своих политических наставлениях. И все средства хороши для достижения благородной цели – разве история её воцарения не лучший тому пример? Только мечтатели и поэты способны рассуждать о благоденствии, достигнутом ненасильственными средствами.