Армадэль. Том 1

— Благодарю вас, — сказал Аллэн. — Теперь я буду продолжать. О! Плачь о том часе, когда в беседку Эвелины владелец долины с ложными обетами вошел. Луна ярко сияла…

— Нет, — перебила миссис Пентикост.

— Извините, так, — возразил Аллэн. — Луна сияла ярко…

— Луна ничего подобного не делала, — перебила миссис Пентикост.

Педгифт-младший, предвидя спор, продолжал аккомпанировать sotto voce.

— Собственные слова Мура, — сказал Аллэн. — Так написано в тетради моей матери, где списаны стихи Мура.

— В тетради вашей матери были ошибки, — возразила миссис Пентикост. — Ведь я вам говорила, что наизусть знаю Тома Мура.

Миротворная концертина Педгифта-младшего все пела и стонала в минорном тоне.

— Что же делала луна? — с отчаянием спросил Аллэн.

— То, что луна должна была делать, сэр, или Том Мур никогда не написал бы этого, — возразила миссис Пентикост. — Луна скрыла свой свет в эту ночь и плакала за облаками над стыдом девицы! Я желала бы, чтобы этот молодой человек перестал играть, — прибавила миссис Пентикост, выливая свое возрастающее негодование на Густа-младшего. — Уж для меня довольно его музыки: он прожужжал мне уши.

— Я очень этим горжусь, — сказал незастенчивый Педгифт. — Вся наука музыки состоит в том, чтобы жужжать в ушах.

— Чем прибегать к аргументам, — спокойно сказал майор Мильрой, — не лучше ли мистеру Армадэлю продолжать петь?

— Продолжайте, мистер Армадэль, — прибавила дочь майора. — Продолжайте, мистер Педгифт.

— Один не знает слов, другой не знает музыки, — сказала миссис Пентикост. — Пусть их продолжают, если могут.

— Очень жалею, что не оправдываю ваших ожиданий, — сказал Педгифт-младший. — Я готов продолжать. Ну, мистер Армадэль!

Аллэн раскрыл рот, чтобы продолжать неконченную песню с того места, где он остановился, но вдруг пастор вскочил, весь бледный, судорожно прижимая руку к средней части жилета.

— Что такое с вами? — спросило хором все общество.

— Я чрезвычайно нездоров, — сказал пастор Сэмюэль.

На лодке поднялась суматоха. «Беседка Эвелины» замерла на губах Аллэна, и даже концертина Педгифта замолкла наконец. Тревога оказалась бесполезной. Сын миссис Пентикост имел мать, а у этой матери был мешок. В две минуты медицинское искусство заняло место, оставленное вакантным во внимании публики музыкальным искусством.

— Потри потихоньку, Сэмми, — сказала миссис Пентикост. — Я выну склянку и дам тебе лекарство. Это его бедный желудок, майор. Подержите кто-нибудь мой рожок и остановите лодку. Нили, душечка, возьмите эту склянку, а вы эту, мистер Армадэль, и подайте мне, когда они мне понадобятся. Ах, бедняжка! Я знаю, что с ним: недостаток силы. Здесь, майор, холод, кислота, слабость. Инбирь согревает его, сода поправляет, летучая соль подкрепляет. Вот, Сэмми, выпей, а потом поди и ляг, друг мой, в этой конуре, которую называют каютой. Не надо больше музыки, — прибавила миссис Пентикост, грозя пальцем владельцу концертины. — Разве гимн. На это я согласна.

Никто не казался расположен петь гимн, и находчивый Педгифт предложил новую идею. Лодка переменила направление, через несколько минут общество очутилось в маленьком заливе у острова, на конце которого была уединенная хижина, целый лес тростника замыкал вид вокруг.

— Что вы скажете, милостивые государыни и милостивые государи, не выйти ли на берег и не посмотреть ли на эту хижину? — спросил молодой Педгифт.

— Мы, разумеется, согласны, — отвечал Аллэн. — Я думаю, что мы несколько приуныли от болезни мистера Пентикоста и мешка миссис Пентикост, — прибавил он шепотом мисс Мильрой. — Нам именно нужна перемена такого рода.

Он и молодой Педгифт помогли мисс Мильрой выйти из лодки, потом вышел майор. Миссис Пентикост сидела неподвижно, как египетский сфинкс, с мешком на коленях и стерегла Сэмми в каюте.

— Мы должны еще продолжить наши удовольствия, сэр, — сказал Аллэн, помогая майору сойти из лодки. — Мы еще и вполовину не кончили удовольствий этого дня.

Его голос придавал такую прекрасную искреннюю уверенность его добрым намерениям, что даже миссис Пентикост услыхала его и покачала головой зловещим образом.

— Ах! — сказала со вздохом мать пастора. — Если бы вы были так стары, как я, вы не были бы так уверены в удовольствиях этого дня.

Опрометчивость молодости останавливала осторожная старость. Отрицательное воззрение, самое здравое во всем свете, и пентикостская философия вообще всегда бывает права.

Глава IX. Судьба или случай

Было около шести часов, когда Аллэн и его друзья вышли из лодки, и вечернее влияние уже проявлялось в своей таинственности и тишине над уединенными озерами.