Армагеддон

В шестнадцатилетнем возрасте он отказался от Берроуза, Стивенсона и Роберта Ховарда ради других фантазий, фантазий, которые он одновременно горячо любил и ненавидел - не о ракетах и не о пиратах, а о девушках, опускавшихся перед ним на колени в своих шелковых прозрачных ночных рубашках, в то время как он, Гарольд Великий, абсолютно голый, сидел, развалясь на своем троне, готовый в любой момент отхлестать их небольшими бичами или тростями с серебряными набалдашниками. Это были горькие фантазии, в которых принимала участие каждая симпатичная девушка из оганквитской средней школы. Эти сны наяву всегда заканчивались семяизвержением, которое приносило больше страданий, чем удовольствия. А потом он спал, и сперма коркой засыхала у него на животе. У каждой дворняжки есть свой день.

И теперь они вновь были с ним, эти горькие фантазии, эти старые обиды, чьи зубы никогда не затупятся.

Он снова начал читать.

В четыре часа утра он положил дневник Фрэн на прежнее место. Он не принимал никаких особых предосторожностей. Если она проснется, - подумал он холодно, - он просто убьет ее и убежит. Куда? На запад. Но он не остановится в Небраске и даже в Колорадо, о нет.

Она не проснулась.

Он вернулся к своему спальному мешку и ожесточенно занялся мастурбацией. Потом он уснул, но сон его был неглубоким. Ему снилось, что он умирает на крутом скалистом склоне. Высоко над ним, паря в восходящих потоках теплого ночного воздуха, летали стервятники в ожидании поживы. Не было ни звезд, ни луны...

А потом в темноте раскрылся ужасный красный Глаз: хитрый, жуткий. Глаз вселял в него ужас, но в то же время не отпускал от себя.

Глаз манил его.

На запад - туда, где собирались тени, исполняя свою сумрачную пляску смерти.

В тот вечер они разбили лагерь к западу от Джойлета, Иллинойс. Они пили пиво, разговаривали, смеялись. У всех было такое чувство, что самое худшее осталось позади, в Индиане. Особенно все обратили внимание на Гарольда, который был весел, как никогда.

- Знаешь, Гарольд, - сказала Фрэнни поздно вечером, когда компания уже начала разбредаться, - по-моему, я никогда не видела тебя в таком хорошем настроении. Что с тобой?

Он весело подмигнул ей.

- У каждой собаки есть свой день, Фрэн.

Она улыбнулась ему в ответ, несколько удивленная. Странное выражение, но от Гарольда этого можно ожидать. Впрочем, все это не имеет значения. Самое главное, что дела наконец-то пошли на лад.

В ту ночь Гарольд начал вести дневник.

45

Как долго он шел на запад? Бог, может, и знает, но Мусорный Бак не знал. Дни. Ночи. Особенно он помнил ночи.

Он стоял, покачиваясь в своих лохмотьях, и смотрел вниз на Циболу. Город Обетованный, Город Мечты. Искалеченной рукой (запястье, сломанное при прыжке с лестницы нефтяного резервуара компании ЧИРИ, срослось неправильно) он взял флягу и допил остатки воды.

- Цибола! - пробормотал он. - Цибола! Я иду! Я иду! Я сделаю все, что ты хочешь! Я отдам за тебя жизнь!

После того, как он немного утолил жажду, его потянуло в сон. Он уже почти заснул, когда мысль впилась в его мозг, как ледяное лезвие стилета.

"А что если Цибола - это только мираж?"

- Нет, - пробормотал он. - Нет, ой-ой, нет.

Но простое отрицание не могло отогнать эту мысль. Что если он выпил последние остатки воды, празднуя появление миража? Он по-своему признавал свое сумасшествие, как часто бывает с безумцами. Если это только мираж, то он умрет здесь в пустыне, и им пообедают стервятники.

В конце концов, не в силах больше выносить ужасную возможность, он встал на ноги и пошел обратно к дороге, борясь с тошнотой и чувствуя приближение обморока. С вершины холма он беспокойно уставился вниз, на плоскую равнину, поросшую юккой и перекати-полем. Он облегченно вздохнул.

Она была там!

Цибола, сказка древности, столько людей искали ее, а нашел ее Мусорный Бак!

Далеко внизу, в пустыне, в окружении голубых гор, сама голубая в далекой дымке, с мерцающими башнями и улицами. Там были пальмы... он мог видеть пальмы... и движение... _и _в_о_д_у_!

- Ооо, Цибола, - пропел он и заковылял обратно. Этим вечером, когда Факел Бога закатится за горизонт, он пойдет вперед. Он дойдет до Циболы и начнет с того, что нырнет с головой в первый попавшийся фонтан. А потом он найдет _е_г_о_, человека, который велел ему прийти сюда. Человека, который вел его через долины, горы и наконец привел в пустыню. Весь этот путь он проделал всего лишь за один месяц, несмотря на боль в обожженной руке.

О_н_ ждет Мусорного Бака в Циболе, и _е_м_у_ повинуются армии ночи, ему принадлежат бледные всадники-мертвецы, которые устремятся с запада прямо в лицо восходящему солнцу. И они прискачут, бессвязно бормоча, усмехаясь, воняя потом и порохом. Начнутся крики, но Мусорному Баку нет никакого дела до криков. Начнется насилие, до которого ему дела еще меньше. Начнутся убийства, что не играет никакой роли...

...и начнется Великий Пожар.