Армагеддон

- Меня не волнует, сколько болтовни вам пришлось выслушать, но волю рукам давать нельзя. - Дорган посмотрел на Ларри. - Что такого забавного, в том, что я с ним? В течение десяти лет я был полицейским, пока не пришел Капитан Шустрик. И я видел, что происходит, когда во главе стоят парни вроде тебя.

- Молодой человек, - мягко сказал Глен, - ваше общение с несколькими избитыми детьми и наркоманами не оправдывает тот факт, что вы оказались в объятиях монстра.

- Уведите их, - ровно сказал Дорган. - Одиночные камеры, разные крылья.

- По-моему, ты не уживешься со своей новой ролью, - сказал Глен. - В тебе слишком мало от нациста.

На этот раз Дорган и сам толкнул Глена.

Ларри вели по пустому коридору. На стенах висели таблички: НЕ ПЛЕВАТЬ НА ПОЛ, ДУШ, ТЫ ЗДЕСЬ НЕ ГОСТЬ.

- Я бы не прочь принять душ, - сказал он.

- Может быть, - сказал Дорган, - посмотрим.

- Посмотрим на что?

- На твое поведение.

Дорган открыл камеру в конце коридора и ввел Ларри внутрь.

- Как насчет браслетов? - спросил Ларри, вытягивая вперед руки.

- Конечно. - Дорган снял наручники. - Так лучше?

- Гораздо.

- Все еще хочешь в душ?

- Очень. - Но дело было не только в этом. Больше всего на свете Ларри не хотелось остаться в одиночестве, прислушиваясь к звуку удаляющихся шагов. Если он останется один, к нему вернется страх.

Дорган достал небольшой блокнот.

- Сколько вас в Зоне?

- Шесть тысяч, - сказал Ларри. - Каждый вечер в четверг мы играем в бинго, а призом в общей игре является двадцатифунтовая индейка.

- Так ты хочешь в душ или нет?

- Хочу. - "Но, похоже, не попаду", - подумал он про себя.

- Так сколько вас?

- Двадцать пять тысяч, но из них тысяче - меньше двенадцати лет, и их пускают в кино бесплатно. С экономической точки зрения это просто разорение.

Дорган захлопнул блокнот и посмотрел на него.

- Я не могу, парень, - сказал Ларри. - Поставь себя на мое место.

Дорган покачал головой.

- Не могу этого сделать, потому что я пока не чокнулся. Зачем вы пришли _с_ю_д_а_? Чего вы хотели добиться? Завтра или послезавтра вы будете мертвы, как кусок собачьего дерьма. А если ему понадобится, чтобы вы заговорили, то вы ему все выложите, как миленькие. Вы просто рехнулись.

- Нам велела идти старая женщина. Матушка Абагейл. Возможно, она тебе снилась.

Дорган покачал головой, но при этом отвел глаза в сторону.

- Я не понимаю, о чем ты говоришь.

- Ну, тогда оставим эту тему.

- Стало быть, ты не хочешь говорить со мной? И в душ не хочешь?

Ларри засмеялся.

- Я так дешево не продаюсь. Пошлите к нам шпиона, если, конечно, среди вас найдется парень, который не превращается в ласку, едва только при нем упомянут Матушку Абагейл.

- Ну что ж, - сказал Дорган. - Как тебе будет угодно.

Он прошел по коридору в свете зарешеченных ламп и закрыл за собой стальные ворота.

"Завтра или послезавтра вы будете мертвы, как кусок собачьего дерьма."

Но Ларри не верил этому. Этого просто не может быть.

- Я не испугаюсь зла, - сказал он в мертвую тишину коридора, и ему понравилось звучание этой фразы. Он повторил ее снова.

Он лег на койку, и ему пришло в голову, что он наконец-то почти вернулся на Западное Побережье, только путешествие это оказалось куда более долгим и необычным, чем кто бы то ни было мог предположить. К тому же, оно еще не закончилось.

- Я не испугаюсь зла, - снова произнес он. Он заснул. Выражение лица его было спокойным. Спал он мирно, без снов.

На следующий день в десять часов утра Рэнделл Флегг и Ллойд Хенрид подошли к камере Глена Бэйтмена.

Он сидел на полу, скрестив ноги. Под своей койкой он нашел кусок угля и только что закончил надпись на стене своей камеры посреди изображений мужских и женских гениталий, имен, телефонных номеров и коротких непристойных стихотворений. Надпись гласила: "Я не гончар, и не гончарный круг, я - глина, но разве ценность достигнутой формы не зависит в той же степени от внутренних свойств глины, что и от гончарного круга и таланта Мастера?" Глен как раз восхищался этой пословицей - или это был афоризм? в тот момент, когда ему показалось, что температура в камере неожиданно упала градусов на десять. Дверь в конце коридора с грохотом открылась. Во рту у Глена неожиданно пересохло, и кусок угля выпал у него из пальцев.

В коридоре раздалось щелканье каблуков, направлявшихся к нему.

Другие шаги, жалкие и тихие, поспешали за первыми, пытаясь попасть в такт.

"Ну вот, это он. Сейчас я увижу его лицо."

Неожиданно артрит стал причинять ему больше страданий. Боль была непереносимой. Словно из него вынули все кости, а образовавшиеся пустоты заполнили битым стеклом. И все же, когда каблуки остановились напротив его камеры, он повернул голову, и на лице его играла заинтересованная, выжидательная улыбка.

- А, так вот вы какой, - сказал Глен. - Вовсе не такой уж бука, как мы думали.

По другую сторону решетки стояло двое человек. Флегг был справа. На нем были синие джинсы и белая шелковая рубашка, мерцавшая в свете тусклых ламп. Он улыбался Глену. За ним стоял человек ниже его ростом и без улыбки на лице. На шее у него был надет черный камень с красной щелью.