Вон идет многодетная Оксана с многодетным чужим мужем. Где-то в Германии ее муж греет бок дебелой немке. И я так страстно хочу, чтобы муж этой немки нашел на этой земле жену и детей Оксаниного кавалера. Только так мы победим тех, кто убивает нас и разделяет. Мы будем создавать неразрывные кольца, несмотря на все проклятые войны, и назло будем носить шляпы, которые нам к лицу во все времена.
А Ольга ударилась во все тяжкие, потому что просто выпала из кольца жизни.
Гриша Нейман
Он возник с подачи Ванды. Позвонила и просила пустить на пару дней хорошего дядьку. Ростовского «челнока».
– Это как же у вас нет машины? – первое, что он спросил.
Потом он спросил: «Это как же у вас нет своего таксиста?» и «…как же нет маленькой квартиры под склад?».
Ольга засмеялась и сказала, что всегда так жила, так живет и собирается жить дальше.
– Вы много на этом теряете, – сказал Гриша.
Он очень долго был в ванной, так долго, что вызвал у Ольги возмущение, хорошо, что хоть издавал звуки бурной жизнедеятельности в воде, иначе пришлось бы стучать – мало ли что?
Вышел он в кулибинском халате, хотя никто ему этого не позволял.
– Я надел, – как о решенном сказал Гриша, идя прямо к столу, как будто мог быть другой путь. Он жадно стал есть курицу, которую Ольга уже три раза разогревала.
В общем, надо было уйти, чтоб не раздражаться громкостью поглощения пищи и легким постаныванием от высасывания косточек. Ольга предусмотрительно положила на стол нормальные матерчатые салфетки и была потрясена, когда Гриша сладострастно обтер масленые пальцы прямо о халат.
– Салфетка же! – закричала она.
– Спасибо, – сказал он. – Уже не надо.
Он засмеялся, видя ее растерянно-гневное лицо.
– Я такой и дома, – сказал он. – Жена стесняется выпускать меня в люди. Такие все мелочи… Женщины вообще существа мелочные… Вы тоже… Но и я хорош… Расслабился… Ванна… Курица… Вы оставьте мне ее на ужин… Потом плесните на нее кипяточком, дайте загореться и ничего больше… Конечно, если еще ложка сметаны… Вот видите! Я уже хочу ужинать… А я еще только обедаю.
– Ну так доедайте, – раздраженно сказала Ольга.
– Но у вас же еще кофе? И вы купили бублики… Дайте мне масла на них, а курица останется на ужин. Я буду ждать ее нетерпеливо.
Ольга поставила масло, кофейник и ушла в спальню. Там она посидела, задерживая выдох по системе Бутейко, чтоб накопить в себе углекислый газ. Выясняется с течением времени, что он там – газ – самый нужный и каким-то боком мы как бы тоже цветы в этой жизни. Она пустила этого гостя к себе только ради Ванды. Значит, надо стерпеть.
Он появился в дверях спальни, довольный, сияющий.
– Квартира у вас ничего… Для одного человека.
И тут только Ольга поняла, что Ванда не в курсе того, что Кулибин вернулся. Последний раз они виделись в Варшаве. Ольга тогда вся была настроена на Париж. Когда же ехала обратно, не хотела даже звонить с вокзала, но в последнюю минуту все-таки набрала номер, и ей повезло: попала на автоответчик. Сказала бодро, что возвращается, что съездила в общем и целом ничего. Но что Варшава не хуже. Больше ничего Ванда об Ольге не знала, поэтому Гришу Неймана она отправила к одинокой женщине. Тогда можно вполне вообразить: Гриша представил себе мужской халат как вещь ничейную. Или всеобщую.
Тут и позвонил Кулибин. Он сказал, что зять попросил его съездить с ним на растаможку.
– Это дело может быть долгим, но ты не волнуйся. Он меня привезет. Мужик появился?
– Очень даже, – ответила Ольга.
– Понял, – засмеялся Кулибин. – Отправь его в Мавзолей или куда еще…
– Так и сделаю, – ответила Ольга.
– Пойдете в город? – спросила она Гришу.
– Да вы что? – закричал он. – Скажете еще – в Мавзолей…
Ольга внимательно посмотрела на гостя. Слышать слова Кулибина он не мог, но «на волне» они оказались одной.
– А я как раз хотела вас туда отправить. Вдруг захоронят вождя, будете потом жалеть…
– Я в нем был пять раз, – ответил Гриша. – Его что? Переодели в новый костюм? Версаче или Труссарди?
– Теперь уже можно так шутить, – сказала Ольга.
– Так слава же Богу! – ответил Гриша.
Он рассказал о своей жене-казачке, которая не хочет уезжать в Израиль.
– Станичники меня просто прибьют, если что… Хорошие все люди, но за свое держатся ой–