Аромат крови

– Это трагическая история! – сказал Лебедев, доставая новую сигарку.

…Мистер Лав прибыл в Петербург на гастроли с негритянским хором духовного пения. В программе значились не только божественные гимны, но и народные блюзы, что для России было в новинку. Хор состоял исключительно из женщин, мистер Лав был единственным баритоном, заодно и мужчиной. За время поездки вид поджаристых булочек строгих правил довел его до того, что молодой и неженатый мужчина уже лез на стену. И вдруг на дневном концерте он приглянулся роскошной белой женщине. Мистер Лав не смог устоять пред искушением, потому что жадно рвался к нему. Но случилось невозможное: руководитель хора – заядлый пастор – откуда-то узнал о проступке, который был объявлен «гнусностью». И солиста безжалостно выгнали вон. Он бы подался к обольстительнице, но не знал, где ее искать: бурное свидание случилось в номере какой-то гостиницы, она исчезла, не оставив адреса. И вот мистер Лав очутился в холодной России без денег и паспорта, который остался у пастора. Что оставалось? Он собрался заработать несколько монет пением на улице. В Сан-Франциско это можно. Но у нас нравы строгие, беднягу сгребли в участок за попрошайничество. В общем, еще одна невинная жертва женского коварства.

– Из-за любви такой талант страдает, – вздохнул великий Аполлон. – Бедный старина Вагнер. С ним хоть английский вспомнил. А то ведь никто не знает.

– Вагнер – это имя или фамилия?

– Да какая разница, коллега, когда такой голосище…

– Как его хор называется? – спросил знаток театральных афиш.

– «Spartacus».

Имя знакомо. Но было в нем что-то красно-белое, как кровь на белой скатерти, исключительно неприятное уху петербуржца. Но это так, в глубинах души.

– Передайте мистеру Вагнеру или Лаву мое уважение, – сказал Родион. – Поет роскошно.

– Может, освободите своею властью?

– Пусть сидит. Все равно ему деваться некуда. Тут тепло и накормят… Аполлон Григорьевич, вопрос один маленький…

Пожав лапищу певца и закрыв за ним решетку камеры, Лебедев нахмурился:

– Ну, начинается!.. Ночь на дворе, а кума за свое. Неуемный вы какой-то!

– Правда один.

– Знаем мы вас, были вы у нас. У нас после вас самовар пропал… – И великий Аполлон демонстративно сигарку спрятал.

– На лице Лихачевой были веснушки?

– То есть lentigo? – переспросил криминалист и задумался, дольше, чем полагалось великому знатоку. – Она рыженькая, значит, должны быть… Не лень и в морг вернуться, но уверен: кожа лица чистая. А в чем дело?

– Орсини уверяет, что у ассистентки были веснушки. Это мелочь, но надо понять, что с ней делать.

– А что нам говорит логика?

Логика в этом случае как раз предпочитала помалкивать. А вот из недр приемного отделения нарастал какой-то шум. Дверь в тюремный коридорчик распахнулась, и вконец разозленный Редер доложил:

– Там фокусник явился, срочно вас требует.

Великий маг пребывал в таком нервном возбуждении, что не мог устоять на месте. Вид крохотного существа с тараканьими усами, мечущегося в цилиндре по участку, хоть кого развеселит. Но только не чиновника полиции. Уставшего, как таракан в банке.

– Что случилось, Дмитрий Иванович? – строго спросил Ванзаров, надеясь, что не объявился еще один труп. Вендорф не переживет.

Орсини бросился к юноше, как тонущий корабль к надежному причалу, и, страшно выпучив глаза, заявил:

– Я знаю, кто убийца Вероники!

Все великие открытия, как, например, вечный двигатель или смысл жизни, требуют спокойной обстановки, чтоб потом локти не кусать. А потому нервного фокусника насильно посадили на гостевой стул, после чего влили порцию успокоительного по рецепту Лебедева: полстакана водки без закуски. Орсини закашлялся (а что оставалось делать, если рот держала могучая длань криминалиста), но в самом деле успокоился.

– Господа, так же и умереть недолго! – кряхтя, выговорил маг.

– Ничего, до свадьбы заживет. – И Аполлон Григорьевич шаловливо хлопнул по цилиндру. Тот съехал до бровей.

Дмитрий Иванович злобно сорвал головной убор и швырнул об пол. Но кролик из него не выскочил. Видно, поздно уже, спит животное. А вот старичок обиделся.

Пришлось юному чиновнику выражать свои глубокие извинения.

– Так что знаете про убийцу? – ласково напомнил он.

Орсини сразу ободрился:

– У Вероники на шее я заметил… разрез. Все так?

– Надо же! – воскликнул Лебедев. – В обморок грохнулся, но рану увидел. Ну, фокусник!

– Попрошу ваши гнусные намеки держать при себе! – взвизгнул господин Толстиков. С этого мига между ними легла пропасть вражды. И почему так выходит между талантами?

Отвечая на укоризненный взгляд сами знаете кого, Лебедев показал, как он старательно заштопал себе рот.

– Вы правы. Так что же? – помог Ванзаров.

– У нее из тела слита… кровь?

Родион насторожился, как хорошая гончая при верном запахе:

– Откуда вам это известно?

– Значит, правда! – упавшим голосом сказал Орсини. – Все совпадает.

– Пожалуйста, объяснитесь.

– Да что тут объяснять? Разве не видите? Молодая красивая девушка мертва, у нее перерезано горло и забрана кровь, причем никаких следов ее нет. На руке жертвы таинственные знаки! Вам этого мало?!