Аромат крови

Действительно, старичок выглядел потерянным и печальным. Бородка завитая, но взгляд какой-то грустный, словно знает что-то особенное. Наверное, жена бед натворила. Вещь старинная, вся в патине. Трудно понять, кто таков. Ванзаров рассматривал крохотную картину с явным интересом, только чтобы доставить удовольствие хозяйке.

– Не могу понять, что за персонаж. Одиссей на склоне лет?

– Точно неизвестно, но один искусствовед считает это портретом царя Агамемнона.

– Неужели? Никогда бы не сказал.

– Отец его очень любил. И всегда держал перед глазами.

– Не так представлял себе старину Агамемнона. Но Рембрандту виднее.

– А что думает сыскная полиция? Установите личность?

В живописи вообще сыскная полиция разбиралась, как свинья в мандаринах, а потому смутилась и быстро попрощалась. Родион все же попросил до конкурса оставаться дома. Барышня обещала с очаровательной покорностью. Излишне теплой для такого малознакомого молодого человека.

Верить в приметы и доверять предчувствиям позволительно нежным барышням да игрокам на бирже. Серьезным чиновникам полиции такие вольности непозволительны. Барометр будущего у него простой, зато надежный: логика. Ну и психология, на худой конец. А как же интуиция? Про это лучше не вспоминать. Интуицию на доклад к начальству не притянешь и в суде не предъявишь. Вещица, конечно, забавная, но скорее игрушка – развлечь логику в отсутствие надежных фактов. Баловство одно, да и только. Не положена интуиция сыщику, тьфу ты, чиновнику полиции. А потому Родион учил себя не замечать сигналы, посылаемые из необъяснимых сфер. Более того, считал их мусором логического мышления. Но сколько ни заставлял быть глухим к потустороннему зову, все равно не мог не поддаться ему. Что поделать, рыцарское сердце хоть и заковано в латы, но орган слишком чуткий. Куда быстрее проникает в суть грядущего, чем разум. Ничего с этим не поделать.

Вот и опять что-то такое заныло внутри, словно по невидимой струне провели напильником. А все потому, что, свернув в Косой переулок, Родион увидел нечто странное. Городовые, обязанные топтаться на своих постах, сгрудились толпой и стоят как вкопанные. День стремительно тускнел, уступая вечерней мгле и туману. Но в уходящем свете было отчетливо видно: среди черных шинелей постовых мелькали серые чиновничьи. Как нарочно, толчея опять происходила у подворотни третьего дома. Интуиция подсказывала: здесь случилось что-то важное…

Не желая и думать, что могло произойти, Родион успокоил сердце. И быстрым шагом одолел расстояние.

– Что здесь происходит?

Головы дружно повернулись. Никто не улыбнулся, никто не отдал честь и не кивнул. Отстранив городовых, вперед вышел штабс-капитан Звержинский.

– О, господин Ванзаров. Как вы вовремя. За вами еще послать не успели, а вы уже тут как тут. И с чего бы такая догадливость? Захотелось еще раз посмотреть на место преступления?

Тут уж никакие предчувствия не нужны. Все ясно. Надо сохранять хладнокровие и ни в коем случае не оправдываться, дескать, шел допрашивать фокусника. Тут смехом коллег не закончится, чего доброго, руки скрутят. Вот теперь вляпался так вляпался.

– Что происходит? – упрямо повторил Родион.

Звержинский одарил ехидной улыбкой.

– А разве не знаете? Мы вас хотели спросить.

– Разрешите… – пришлось протискиваться сквозь толпу городовых, которые не очень-то спешили уступать дорогу коллежскому секретарю.

Милосердная простыня или кусок брезента не успели явиться из участка, тело лежало совершенно открытое. Света еще хватало, чтобы разглядеть подробности. Она лежала, как и прежние: головой к тротуару, ногами в блестящих туфельках ко двору. На том же месте – у самой границы подворотни. Руки все так же вытянуты, на лице спокойно-удивленное выражение. И глубокий разрез на своем месте. Как видно, обескровлена. На руке виднеется надпись красным карандашом. Обнаженное плечо еще хранит остатки тепла. Все случилось не больше часа назад. Следы не остыли, если их найти. Что-то слишком глубок Эреб и темен. Как видно, придется окунуться до самого дна. Иначе не вытащить ниточку.

Родион развернулся к молчаливому строю коллег, для которого стал чужим, если не врагом.

– Кто стоял у подворотни?

Никто не шелохнулся. Чиновники участка наблюдали с интересом: быть может, уже и ставки сделали.

– Отвечать! – гаркнул Ванзаров так, что ближние отшатнулись.

Вперед подался конопатый парень, слишком заметного роста:

– Ну, я…

– Доложить, как полагается!

Городовой оглянулся на штабс-капитана, дескать, надо подчиняться или сразу скрутить. Звержинскому стало интересно, чем дело кончится. Тоже, наверно, поспорил.

– Городовой Санин… Стоял на посту, обнаружил тело. Примерно без четверти два. Засвистел, вызвал подмогу, все…

– Откуда появилось тело?

– Не могу знать.

– Кто проходил мимо вас или по двору?

– Да вроде никого и не было…

Ванзаров потребовал показать, где стоял Санин. Городовой нехотя, вразвалочку встал спиной к углу дома и демонстративно оглядел переулок. Герой на посту.

– Во двор часто смотрел?

– Как полагается…

– На другую сторону подворотни переходил?

– Само собой.

– И ничего не видел?