Аромат от месье Пуаро

– Даже не знаю, что вам сказать. – Северцева посмотрела в окно. Этот господин оказался опаснее, чем те двое. «Впрочем, все хороши!» – презрительно подумала Наталья Владимировна. Ей так стал противен этот ухоженный мужчина с приклеенной улыбкой!

– Скажите, что вы меня правильно поняли, – с нажимом на слове «правильно» произнес Зимин.

– Не уверена, – Северцева вдруг рассмеялась, – и потом, вы выбрали неправильную тактику. Интересно, вы многое про меня узнали?

– Достаточно. И есть вопросы. Знаете, такие конкретные. Они появляются, если задумаешься, откуда у тридцатичетырехлетней женщины деньги на открытие такого отеля. Вам же было тридцать четыре года, когда вы открыли «Гранд-Норд».

– Да, именно столько. Конечно, я не обязана вам говорить, но… Прежде чем приобрести этот дом, я продала свою квартиру в самом центре Москвы. Квартиру большую, в уникальном месте. В доме, который построил известный архитектор. Я взяла кредит в банке, обеспечением была квартира моего мужа, куда мы переселились в то время. Кстати, и эта квартира находилась тоже в центре, и поэтому банк предложил нам неплохие условия. Мы продали немногие, правда, старинные вещи моей родни. Мы влезли в долги, не было друзей или сослуживцев, кому мы не были должны. Наконец, продали бизнес мужа. Небольшой, но стабильный. – Северцева посмотрела на Зимина.

Тот улыбнулся:

– Да, это деньги, но для открытия такого отеля их недостаточно.

Северцева вызвала Марину:

– Будьте добры, все-таки чай для меня и… Или кофе пить будете? – Она посмотрела на Игоря Станиславовича.

– Не откажусь. У вас здесь везде подают отличный кофе.

– Я знаю. Мариночка, пожалуйста.

Северцева молчала, пока Марина не принесла чай и кофе. Только сделав большой глоток, Северцева обратилась к Зимину:

– Вы, наверное, знаете, что я в каком-то смысле сирота? Меня воспитали мои бабушка по материнской линии и ее сестра. Своего отца я никогда не видела. И не знала о нем ничего. Абсолютно. Я никогда не задавала бабушке вопроса, откуда у меня это отчество. Что же касается матери, она вынуждена была уехать из дома, где я росла.

Зимин изобразил удивление.

– Да, да, – посмотрела на него Северцева, – вот именно так лучше сказать – вынуждена была уехать. Я вам немного расскажу об этом. Так вот. Мама ушла, когда мне было четыре года. Она поначалу приходила к нам, но потом все реже и реже. Бабушка и тетя делали вид, что это в порядке вещей. А я не спрашивала, почему мама перестала нас навещать. Я научилась наблюдать. Забегая вперед, скажу, что, став постарше, я несколько раз навещала мать в ее новой квартире на окраине Москвы. Мама во время этих визитов суетилась, все время улыбалась, в детской капризничал младенец, а мамин муж, дядя Валера, все больше молчал. Возвращалась оттуда я с облегчением. И после очередного такого глупого приема пообещала, что больше никогда не поеду к человеку, который мне не рад. И обещание сдержала.

Северцева замолчала, посмотрела на Зимина и поинтересовалась:

– В вашем досье эта история есть?

– У меня нет на вас досье. И уж тем более такого, – совершенно серьезно ответил Зимин. Его обычная улыбка куда-то делась.

– Тогда я продолжу, – сказала Наталья. – По матери я все равно скучала. Но, не разобравшись во всем, гневно думала о том, как можно было променять меня, родную дочь, на этого угрюмого Валеру, свою мать, тетю Полину и дом, этот чудесный старый дом с историей и памятью. Я презирала ее квартирку. Никакие пейзажи с заливами и соснами Серебряного Бора не избавляли от чувства чего-то непрочного и жалкого. «Дешевка», – как-то ответила я на вопрос тети, как мне мамино жилье… – Северцева вздохнула. Она боялась, что Зимин потеряет нить повествования, а ей сейчас очень хотелось рассказать все до конца.

– Прошу вас, продолжайте. Давайте я за вами поухаживаю и налью еще чаю, – сказал Зимин.

– Спасибо. Хорошо, если вам не наскучило…

– Нет, я очень внимательно слушаю.