Ароматы кофе

При всем этом время для флирта сократилось: мисс Пинкер заставила меня ходить с ней на собрания. О, как она любила эти собрания! То были собрания Общества содействия всемирной цивилизации, собрания Фабианского общества, собрания Общества за отмену Закона о заразных болезнях… В меня даже закралось подозрение, что я встал на путь Прогресса. Случались и ночные собрания, на которых мы угощали проституток чаем с сахаром. Однажды, воспользовавшись этим, я фантастически оттрахал одну молоденькую, такую сладенькую девку: украдкой я проследовал за ней на улицу, где за десять шиллингов в проулке мы с ней стоя скоренько посовокуплялись, после чего я снова вернулся к покинутому мной обществу. Еще устраивались обеды, на которых собирались теософы. Устраивались ужины, где собиралось общество трезвенников и на которых мы с бокалами кларета в руках обсуждали необходимость повысить налог на торговлю джином. Состоялось также крайне неприятное собрание в помещении фонда «Новая жизнь», где странного вида существо тонким переливчатым голоском не переставая бормотало что-то насчет транссексуализма, перспектив гомосексуальной любви и прочих видов извращения. Все эти два часа я просидел багровый от смущения, хотя Эмили и прочие дамы, к моему изумлению, едва ли испытывали больше неловкости, чем если бы он — она? оно? — вещал о поездке к морю.

На некоторых собраниях велись куда более достойные дискуссии, например о будущем брака по расчету. Присутствующие нередко с удовольствием цитировали строки из «Эпипсихидиона» Шелли:

…я к секте той не примыкая,Чья заповедь — с одним или с однойДелить под рабским игом путь земной,Как будто мудрость или красота

Всех остальных — забвенная тщета…[19]

Однако я отметил, что мужчины и женщины трактуют это по-разному, — женщины хотели равенства и независимости, под чем они подразумевали равное положение с мужьями, в то время как мужчины хотели равенства и независимости, под чем они понимали скорее не брак, а большую свободу для холостяцкого образа жизни. Лично я своего мнения не высказывал. Если спросят, всегда можно процитировать Шелли.

Взгляды самой Эмили на брак были куда сложней. Помню один спор с нею, когда мы возвращались в контору после какого-то собрания. Не скажу теперь, с чего он начался, — вероятно, я как-то непочтительно высказался об ораторе. Эмили, взглянув на меня, с серьезным видом спросила:

— Вы так и в самом деле думаете, Роберт, или это очередная поза?

— Я совершенно и бесповоротно в этом убежден, хотя со временем свое суждение непременно поменяю.

— Вопрос в том, — сказала она, проигнорировав мои слова, — могут ли мужчины и женщины иметь равные права.

Припоминаю, что мы с ней обсуждали этот самый, навязший в зубах предмет, право голоса для женщин. Вздохнув, я приготовился принять серьезный вид:

— Так ведь у мужчин и женщин разные сферы…

— Ну, да, — перебила меня Эмили. — У женщины — гостиная, а у мужчины — политика и служба, а также все остальное богатство мира. Разве это равенство? То же, что сказать, будто заключенный обладает свободой в пределах камеры.

— Но всякая женщина должна принять главенство своего супруга…

— С какой стати?

Должно быть, я не сразу нашелся, что ответить, потому что она продолжала:

— Ну, разумеется, это не обсуждается. Все хотят услышать, что всеобщее право голоса никоим образом не ущемит права хозяина в его собственном доме. Но при этом никто даже не способен убедительно мне объяснить, почему, собственно, хозяевами должны быть мужчины.

— Но взгляните, как многого мужчины достигли…

— Расхожий довод. Мужчины имеют все для этого возможности.

— Но ваш аргумент, Эмили, не оригинальней. Вы утверждаете, что женщины могли бы достичь большего, если б им предоставили такие возможности, ведь так? — Она кивнула. — Ну а почему же эти возможности все-таки оказались именно у мужчин? Потому что они ими воспользовались, вот почему.

Этот довод почему-то распалил ее еще сильней:

— Итак, все сводится к физической силе и насилию?

— Насилию? При чем тут насилие?

— При том, что, по-вашему,

брак и насилие это одно и то же. А вот я, например, считаю, что мужчины и женщины только тогда смогут по-настоящему любить друг друга, когда будут равны.

— Но между мужчинами и женщинами существует разница, — заметил я. — Сам наш с вами нетривиальный спор тому доказательство.

Эмили остановилась, топнула ногой:

— И если бы мы с вами были женаты, вы способны были бы мне заявить, что как мой муж вы правы, и тем поставить точку?

— Я и сейчас скажу, что я прав. И вижу, что вы несогласны.

— Потому что вы ничем не доказали свою правоту, — пылала гневом Эмили. — И, полагаю, вы считаете, что работать я не должна?

— Эмили… при чем тут работа? По-моему мы рассуждали об избирательном праве. Потом почему-то мы перекинулись на брак и…

— Неужели вы не понимаете, что это одно и то же?