Арсен Люпен и Остров Тридцати Гробов

– Да, их тридцать. Ваш отец утверждает, что Сарек называют островом Тридцати Гробов, потому что все эти скалы в той или иной мере горбаты и их сначала называли Тридцатью Горбами, а потом «горбы» превратились в «гробы» – уж больно тут мрачное место. Не знаю, наверно, так оно и было… Но, госпожа Вероника, эти скалы и есть самые настоящие гробы, и если бы можно было проникнуть в их нутро, там обнаружились бы груды костей. Господин д’Эржемон сам говорит, что слово «Сарек» происходит от «саркофага», а так, утверждает он, ученые и называют гробы. И потом… – Онорина замолкла, словно желая отвлечься, и, показав рукою на скалу, сказала: – Взгляните, госпожа Вероника, за этим утесом, что преграждает нам путь, в просвете будет видна наша маленькая гавань, а на причале – красный берет Франсуа.

Вероника слушала объяснения Онорины вполуха. Она вся подалась вперед, чтобы поскорее увидеть фигуру сына, а тем временем бретонка, словно не в силах сопротивляться навязчивой мысли, продолжила:

– И потом, на Сареке… поэтому-то ваш отец и поселился на нем… на Сареке есть дольмены[3]. Они ничем не примечательны, кроме того, что очень похожи один на другой. И знаете, сколько их? Тоже тридцать, как и этих скал! Они стоят по всему острову, на утесах, и каждый – напротив той из этих тридцати скал, чье имя он и носит. Доль-эр-Рек, Доль-Керлитю и так далее. Ну, что вы на это скажете?

Бретонка произнесла названия дольменов тем же робким голосом, каким говорила обо всем этом, словно боялась, что ее услышат скалы, в которые она сама силой своего воображения вдохнула жизнь, грозную и священную.

– Что вы скажете на это, госпожа Вероника? Тут столько таинственного, что, говорю вам, лучше обо всем этом помолчать. Я расскажу вам все, когда мы уедем далеко от острова и вы будете вместе – вы, ваш малыш Франсуа и отец.

Вероника хранила молчание, вглядываясь в сторону, указанную ей бретонкой. Повернувшись спиною к спутнице и вцепившись руками в борт лодки, она смотрела во все глаза – ведь здесь, в этом просвете между скалами, вот-вот появится ее вновь обретенное дитя!

Наконец лодка доплыла до скалы. Онорина оттолкнулась от нее веслом, и суденышко поравнялось с краем утеса.

– Ах, его нет! – с болью в голосе воскликнула Вероника.

– Франсуа нет? Но это невозможно! – изумилась Онорина.

Она в свою очередь вгляделась в темневшие в нескольких сотнях метров от них большие валуны, лежавшие на песчаном берегу и служившие в качестве мола. Лодку поджидали три женщины, девочка и несколько старых моряков. Мальчик действительно отсутствовал. Красного берета нигде не было видно.

– Очень странно, – тихо заметила Онорина. – Впервые в жизни он не пришел на мой зов.

– Может, он заболел? – предположила Вероника.

– Нет, Франсуа никогда не болеет.

– В чем же тогда дело?

– Не знаю.

– Неужели вас ничто не настораживает? – спросила обеспокоенная Вероника.

– За мальчика я не боюсь, но вот за вашего отца… Говорил мне Магеннок не оставлять его одного. Ведь угрожали-то ему!

– Но его могут защитить и Франсуа, и господин Мару, его учитель. Скажите же, что, по-вашему, произошло?

Помолчав, Онорина пожала плечами:

– Глупости все это! Вздор, да и только! Не сердитесь на меня. Это во мне невольно заговорила бретонка. Если не считать нескольких лет, я прожила всю жизнь среди всяких историй и легенд. Не будем об этом.

Сарек представлял собою длинное и неровное плоскогорье, покрытое старыми деревьями и опиравшееся на довольно высокие и чрезвычайно иззубренные скалы. Остров, казалось, был окружен короной из рваных кружев, постоянно терзаемых дождями, ветрами, солнцем, снегом, морозами, туманами, всей водою, падающей с неба и сочащейся из земли.

Единственное доступное с моря место находилось на восточном берегу острова – там, где в котловине расположилась деревенька, состоящая из рыбачьих хижин, после начала войны большею частью заброшенных. Здесь была маленькая бухта, защищенная молом. Море тут всегда было спокойным. У мола на воде покачивались две лодки.

Перед тем как сойти на сушу, Онорина сделала последнюю попытку:

– Ну вот, госпожа Вероника, мы и прибыли. Может, вам все же не стоит выходить на берег? Подождите, часа через два я приведу вам и сына, и отца, и мы пообедаем в Бег-Мейле или в Пон-л’Аббе. Согласны?

Вероника молча поднялась и выпрыгнула на мол.

– Скажите-ка, друзья, – спросила Онорина, которая тоже ступила на берег и больше на своем не настаивала, – почему Франсуа не пришел нас встречать?

– В полдень он был здесь, – объявила одна из женщин. – Но он ведь ждал вас только завтра.

– Верно… Хотя должен же он был услышать, что я плыву… Ладно, посмотрим.

Когда мужчины начали ей помогать разгружать лодку, она сказала:

– В Монастырь это поднимать не нужно. Чемоданы тоже. Разве что… Сделаем вот как: если к пяти я не спущусь, пошлите наверх мальчишку с чемоданами.

– Да я сам их принесу, – отозвался один из матросов.

– Как хочешь, Коррежу. Да, а что с Магенноком, не знаешь?

– Магеннок уехал. Я сам перевозил его в Пон-л’Аббе.

– Когда это было, Коррежу?

– Да на следующий день после вашего отъезда, госпожа Онорина.