Артист Александр Вертинский. Материалы к биографии. Размышления

После женитьбы и рождения первой дочери артист буквально утроил усилия в своем стремлении как можно скорее добиться вторичного разрешения на въезд в СССР. Позднее он будет рассказывать, что однажды, отчаявшись получить положительный ответ, он послал большую телеграмму прямо в Кремль на имя Сталина.

Он, впрочем, не только бомбардировал телеграммами советских руководителей, но и пытался заслужить возвращение работой, то есть соответствующей концертно-исполнительской деятельностью. Клуб граждан СССР в Шанхае организует концерты Вертинского в Летнем театре на авеню Фош. В их программу, наряду с такими известными вещами, как «Над розовым морем», «Желтый ангел», «Матросы», артист включил произведения на слова советских поэтов. Только в первом концерте прозвучали «Ее письмо» (сл. И. Уткина), «Девушка в шинели» (сл. А. Суркова)[34], «Сумасшедший маэстро» (сл. В. Маяковского), «Юность мира» (сл. П. Антокольского). Во втором он исполнил «Редкие письма» (сл. К Симонова)[35], а также — впервые — симфоническую балладу «Степан Разин» на текст М. Цветаевой (партия рояля — Г. Зингер, дирижер — Г. Ротт). Второй концерт в Клубе граждан СССР состоялся незадолго до отъезда на родину.

Наступил столь желанный и тревожный день прощания с эмиграцией и встречи с Россией. Как сильно билось, наверное, его сердце! Примет ли родина его покаяние? Узнает ли в нем сына? Будет ли внимательна к нему в страшную эпоху смерти, голода, массового героизма простых людей на фронте и в тылу? Он снова и снова вчитывался в строки стихов советских поэтов.

Они писали о людях почти неведомой ему страны, но все же он находил в этой поэзии какие-то глубоко созвучные ему интонации и каждый раз привычно пытался положить стихи на музыку. Не всегда выходило удачно, но сердце подсказывало: его союз с советским искусством возможен. Получится. А это было главное.

В неопубликованной статье Р. Б. Рыбакова «Об Александре Вертинском» (1962) заявлено, что в 1943 году артист привез с собой в СССР «вагон ценных медикаментов для советских госпиталей»[36]. Данное утверждение ничем не доказано и не соответствует действительности. Материальное положение Вертинского было если не плачевно, то и не блестяще. Знакомые и друзья артиста в один голос отрицают саму возможность закупки им сколько-нибудь значительной партии медикаментов. Вертинский ехал на родину без каких-либо корыстных намерений, и она, в свою очередь, не ждала от него материальных даров. Стучали колеса поезда, мелькали за окном вагона заснеженные дальневосточные леса, черные дома редких станций, и пожилой поэт, пытаясь разобраться в буре охвативших его чувств, стал дописывать стихотворение, начатое в Шанхае:

И в мое забытое окноВетер родины уже стучится.Все, что ей в грядущем суждено,Все равно должно со мной случиться.Потому что Родина моя

Это — я…И Вы, и каждый всякий,У кого есть угол и семья,И хотя бы преданность собаки…

Советский актер

«Пусть допоет!»

(фраза, приписываемая И. Сталину)

«Теперь я уже не «приехавший из-за границы», а советский актер!»

(из письма Вертинского)

Мне в этой жизни очень мало надо,

И те года, что мне осталось жить,

Я бы хотел задумчивой лампадой

Пред ликом Родины торжественно светить…

А. И. Вертинский. Пред ликом Родины

Осень сорок третьего года застала Михаила Брохеса в Чите… Это было для него полной неожиданностью. Выпускник Ленинградской консерватории по классу фортепиано (он окончил консерваторию в 1931 году), затем аспирант профессора С. И. Савшинского, он в довоенные годы определил свой жизненный путь, казалось бы, раз и навсегда.

Но в страшном сорок первом Ленинградскую консерваторию эвакуировали в Ташкент, а зимой следующего года группе музыкантов предложили поехать на Дальний Восток для временной работы в частях Красной Армии. У Михаила Борисовича был маленький ребенок, ехать было не время, но и выбирать тогда не приходилось. Он сделал вариации на тему песни Давиденко «Нас побить, побить хотели…» и в составе специальной концертной группы стал работать в Чите и других городах. Срок контракта был определен в четыре месяца. Но вот наступила уже и осень сорок третьего, они проработали полтора года, а возвращение в Ташкент все откладывалось.

Брохеса вызвал к себе заведующий отделом культуры читинского горисполкома Трубин.

— Садитесь, товарищ Брохес. Прочтите эту телеграмму.