АртХаос. Повесть и рассказы

После вызова на ковер к генералу вид у всех был понурый. Квартальная премия уже слала воздушные поцелуи из окна отправляющегося поезда.

Его светлость требовала результатов, а их не было. Генерал рвал и метал, не особо стесняясь в выражениях, виртуозно составляя пятиэтажные словесные конструкции. Даже придворный матюган Чащин почерпнул для себя много нового.

На генерала давили, а он давил на подчиненных.

В кабинете на несколько минут воцарилась тишина, каждый приходил в себя за своим рабочим столом. Обстановка могла бы показаться идиллической, если бы не мерное тиканье настенных часов, в котором четко слышался свой нерв.

Мучительно хотелось выпить.

– Ну что ж… – как бы самому себе негромко произнес Бригов, извлекая из глубины ящика стола уже початую бутылку коньяка.

Капитан Чащин не заставил себя долго ждать, тут же подскочив с чайной чашкой к бриговскому столу.

– Мне чутка начисли, – Чащин подставил свою чашку, – мне тоже надо для снятия стресса.

Горобец, глядя на сослуживцев, лишь покачал головой:

– Алкашня…

– Может, тебе тоже плеснуть? – великодушие капитана по части чужого коньяка не знало границ.

– Нет уж, спасибо, – в нерабочее время Дмитрий Горобец не отставал от коллег на ниве корпоративного пьянства, но на службе пытался блюсти хотя бы видимость приличия.

Доза, налитая Бриговым, явно расстроила Чащина, но старший следователь всем своим видом показал, что на сегодня лавочка прикрылась.

Сам же Бригов не стал разводить церемонию с чашкой или стаканом, а просто хлебнул из горлышка, после чего бутылка снова исчезла в недрах ящика.

– А мажор наш опять соскочил, – недовольно пробурчал Чащин, вытирая губы рукавом, – отмазался от головомойки. Я вообще думаю, что у него фамилия на самом деле не Гаевский, а Гейевский, потому что пидор редкостный.

– Андрюха, спокойно! Если так разобраться, – Бригов откинулся на стуле, заложив руки за голову, – все не так уж и плохо. Получили втык – в первый раз, что ли? Могло быть и хуже.

– Могло быть хуже … – Чащин внимательно изучал дно пустой кружки, словно надеялся обнаружить недопитые капли, – плакала наша премия, а я дома уже ремонт затеял и рассчитывал на эти деньги.

– Дед, конечно, любитель поистерить, но отходит быстро, – продолжил Бригов, не обращая внимания на стенания своего подчиненного, – тут радует то, что это дело не связали с другими. Вот тогда нам точно была бы хана. Устроили бы нам эцих с гвоздями по полной программе.

– Думаешь, это опять он? – встрепенулся Горобец.

– Уверен, – тут же последовал ответ.

Старший следователь медленно поднялся из-за стола и прошествовал к любимому окну. Неизменно унылый пейзаж помогал Бригову сосредоточиться на работе и избавиться от всех посторонних мыслей.

Сальери – это имя как-то само собой появилось в оперативной разработке. Даже и не вспомнить, кто его первым произнес, но прилипло оно моментально.

О Сальери заговорили месяца три-четыре назад. То, что изначально могло показаться всего лишь мелким хулиганством, в итоге вылилось в череду странных событий. Все это больше всего напоминала крестовый поход, объявленный современному искусству.

Маньяк? Вот уж дудки! Бригов как угодно старался избегать этой формулировки. Тут было что-то совершенно иное, а не просто одержимость безумной идеей. За всем этим скрывался какой-то особый смысл, пока известный только «виновнику торжества». Если любого маньяка можно было бы хоть как-то охарактеризовать и описать, то этот выпадал из всех возможных шаблонов.

Сальери действовал изобретательно. Он срывал выставки, громил по ночам художественные галереи, вылавливал деятелей искусства и всячески над ними издевался. Послужной список был богат. И во всех эпизодах чувствовался свой стиль, помноженный на дерзость и специфический, если не сказать, извращенный юмор. Но поначалу это все больше напоминало проделки, чем какие-то серьезные преступления. В полиции зачастую даже отказывались принимать заявления. Нет тела – нет дела! И далеко не всегда жертвы Сальери сами бежали жаловаться. Мало кто признается в том, что вплавь путешествовал по канализационному коллектору с обязательным ритуалом употребления «забортной воды». Ну, или в чем-то подобном.

Хотя нехорошие слухи и ходили в творческих тусовках, но правоохранителям, по большому счету, было на Сальери плевать. Но только до определенного момента, когда Сальери действительно заигрался. Заигрался в театре.

Кто-то умный сказал, что театр есть отражение общества со всеми его недостатками и достоинствами. А еще театр можно считать переплетением музыки, танца, литературы, живописи. Любое искусство меняется под действием времени, появляются новые жанры и направления, стираются былые идеалы и возводятся новые. И в итоге театр приобретает практически бесконечное число форм и вариаций.