В августе Артура пригласили прочесть лекцию в Швейцарии. Туи все еще не оправилась после рождения Кингсли, но, естественно, поехала с ним. Они посетили Рейхенбахский водопад, великолепный, но наводящий ужас и вполне достойный стать гробницей Холмсу. Этот субъект стремительно превращался в удавку у него на шее. Ну, теперь с помощью архизлодея он избавится от этой обузы.
В конце сентября Артур вел Конни к алтарю по центральному проходу церкви, и она тянула его руку назад, так как он шагал по-военному быстро. Когда он символически передал ее у алтаря жениху, он знал, что ему положено испытывать гордость за нее, радоваться ее счастью. Но среди всех этих померанцевых, поздравительных похлопываний по спине и шуточек о покорении девичьих сердец он ощущал, что его мечте о семье, разрастающейся вокруг него, наносится удар.
Десять дней спустя он узнал, что его отец умер в приюте для умалишенных в Ламфризе. Причиной была названа эпилепсия. Артур много лет не навещал его и на похороны не поехал; как и все остальные члены семьи. Чарльз Дойль предал Мам и обрек своих детей на благопристойную нищету. Он был слаб, лишен мужественности, не способен одержать победу в своем бою с алкоголем. Бою? Да он и перчаток толком не поднимал против демона. Иногда ему находили извинения, но Артур не считал ссылки на артистический темперамент убедительными. Просто потакание своим слабостям и самооправдание. Ведь можно быть артистической натурой, но при этом сильным и ответственным.
У Туи развился хронический осенний кашель, и она жаловалась на боли в боку. Артур счел эти симптомы малозначительными, но в конце концов пригласил Дальтона, местного врача. Было странно превратиться из доктора всего лишь в мужа пациентки; странно ждать внизу, когда у него над головой решалась его судьба. Дверь спальни оставалась затворенной долгое время, а когда Дальтон вышел, выражение его лица было столь же скорбным, сколь и знакомым, — Артур сам много раз выглядел именно так.
— Ее легкие серьезно затронуты. Все признаки скоротечной чахотки. При ее состоянии и семейной истории… — Продолжать доктору Дальтону было незачем, и он только добавил: — Разумеется, вам потребуется второе мнение.
Не просто второе, но самое лучшее. В следующую субботу в Саут-Норвуд приехал Дуглас Пауэлл, консультант Бромптонской туберкулезной больницы, специалист по грудным болезням. Бледный, аскетического вида, бритый и корректный Пауэлл с сожалением подтвердил диагноз.
— Вы, насколько мне известно, врач, мистер Дойль?
— Я горько упрекаю себя за мою невнимательность.
— Ваша специальность ведь не болезни легких?
— Глазные.
— Тогда вам не в чем себя упрекать.
— Тем более. У меня есть глаза, но я не увидел. Я не заметил проклятого микроба. Я не уделял ей достаточно внимания. Я был слишком занят моим собственным… успехом.
— Но вы же специалист по глазам.
— Три года назад я ездил в Берлин, чтобы ознакомиться с открытиями — предполагаемыми открытиями — Коха касательно этой самой болезни. Я написал о них для Стэда в «Ревью оф ревьюз».
— Так-так.
— И все же я не распознал скоротечную чахотку у моей собственной жены. Хуже того: я разрешал ей разделять со мной активную сторону моей жизни, что не могло не привести к ухудшению. Мы катались на трицикле в любую погоду, мы путешествовали в холодных странах, она вместе со мной смотрела спортивные состязания под открытым небом…
— С другой стороны, — сказал Пауэлл, и эти слова на мгновение подбодрили Артура, — по моему мнению, фиброз вокруг очагов — признак благоприятный. К тому же второе легкое увеличено, и это в какой-то мере компенсирует функцию. Но ничего более утешительного я сказать не могу.
— Я этого не принимаю! — Артур прошептал свое возражение, так как не мог прокричать его во всю мощь своего голоса.
Пауэлл не оскорбился. Он привык произносить самые мягкие, самые обходительные смертные приговоры и хорошо знал, как они действуют на тех, кого касаются.
— Но, конечно, если хотите, я могу назвать…
— Нет-нет. Я принимаю то, что вы сказали мне. Но я не принимаю того, чего вы не сказали. Вы дали бы ей несколько месяцев.
— Вы не хуже меня знаете, доктор Дойль, насколько невозможно предсказать…
— Я не хуже вас знаю, доктор Пауэлл, те слова, которыми мы поддерживаем наших пациентов и их близких. И еще я знаю слова, которые мы слышим про себя, когда стараемся поддержать их надежды. Примерно три месяца.
— Да, по моему мнению.
— И я снова повторю: я этого не принимаю. Когда я вижу Дьявола, я вступаю с ним в борьбу. Куда бы нам ни пришлось поехать, сколько бы мне ни пришлось потратить, он ее не получит.
— Желаю вам всяческого успеха, — сказал Пауэлл. — И остаюсь к вашим услугам. Однако я обязан сказать две вещи. Возможно, они не нужны, но этого требует мой долг. Надеюсь, вы не обидитесь.
Артур выпрямил спину. Солдат, готовый получить приказания.
— Если не ошибаюсь, у вас есть дети?
— Двое. Мальчик и девочка. Ему год, ей четыре.
— Вы должны понять, что ни в коем случае…
— Я понимаю.
— Я говорю не о ее способности к зачатию.
— Мистер Пауэлл, я не глупец. И я не животное.