Ночью 17-го шел сильный дождь со шквалистым ветром. Но к заре развиднелось, и когда шахтеры ранней смены отправились к шахте Грейт-Уайрли, в воздухе веяло свежестью, приносимой летними ливнями. Подручный паренек с шахты по имени Генри Гаррет шел через луг, направляясь на работу, когда увидел пони с шахты, которому словно было плохо. Подойдя ближе, он обнаружил, что пони еле держится на ногах, и из него льет кровь.
На крики паренька группа шахтеров прохлюпала через луг и оглядела длинный разрез поперек брюха пони и взбитую, окропленную алостью грязь под ним. Менее чем через час прибыл Кэмпбелл с десятком специальных констеблей, и было послано за мистером Льюисом, ветеринаром. Кэмпбелл спросил, кто патрулировал этот сектор ночью. Констебль Купер ответил, что проходил по лугу примерно в одиннадцать часов, и с животным все было как будто в порядке. Но ночь была темной, а близко к пони он не подходил.
Восьмой случай за шесть месяцев и шестнадцатое зарезанное животное. Кэмпбелл мимоходом подумал о пони, о нежности, которую даже самые грубые шахтеры часто проявляли к лошадям; еще он подумал о капитане Энсоне и про его озабоченность честью Стаффордшира; но пока он смотрел на кровоточащий разрез и пошатывающегося пони, его мысли были заняты письмом, которое показал ему главный констебль. «В ноябре в Уайрли начнутся веселенькие денечки», — вспомнил он. И потом: «Они разделают двадцать девок, будто лошадей, до конца следующего марта». И два других слова: «маленькие девочки».
Кэмпбелл был отличным полицейским, как и сказал Энсон, скрупулезно исполнявшим свои обязанности, рассудительным. У него не было предвзятых представлений о криминальных типах, не водилось за ним ни поспешного теоретизирования, ни самодовольной интуиции. И все же! Луг, где было совершено возмутительное преступление, находился точно между шахтой и Уайрли. Если провести прямую линию от луга к деревне, она уткнулась бы прямо в дом священника. Простейшая логика, как и главный констебль, указывали, что там следует побывать.
— Кто-нибудь следил за домом священника вчера вечером?
Отозвался констебль Джадд и довольно много распространялся о чертовой погоде, о дожде, заливавшем ему глаза, из чего, возможно, следовало, что половину ночи он прятался под деревом. Кэмпбелл не строил иллюзий, будто полицейские лишены человеческих слабостей. Но в любом случае Джадд не видел никого, кто бы приходил, и никого, кто бы уходил; свет был погашен в половине одиннадцатого, как всегда. Только ночь-то была жуткая, инспектор.
Кэмпбелл взглянул на часы: 7 ч. 15 мин. Он отправил Маркью, который знал солиситора в лицо, задержать того на станции. Он приказал Куперу и Джадду дождаться ветеринара и отгонять зевак, затем с Парсонсом и остальными специальными констеблями направился кратчайшим путем к дому священника. Пришлось протиснуться сквозь пару живых изгородей и пройти по туннелю под железной дорогой, но они без труда проделали путь за пятнадцать минут. Еще задолго до восьми Кэмпбелл поставил по констеблю у каждого угла дома, а сам с Парсонсом заставил дверной молоток загреметь. И ведь тут не только двадцать девок, но и угроза выстрелить Робинсону в голову из чьего-то ружья.
Служанка проводила двух полицейских на кухню, где жена и дочь священника кончали завтракать. На взгляд Парсонса мать выглядела перепуганной, а ее полукровка-дочь — нездоровой.
— Я хотел бы поговорить с вашим сыном Джорджем.
Жена священника была худой, щуплого сложения, ее волосы наполовину побелели. Говорила она негромко, с заметным шотландским акцентом:
— Он уже отправился к себе в контору, он ездит поездом семь тридцать девять. Он солиситор в Бирмингеме.
— Мне это известно, сударыня. В таком случае я должен попросить вас показать мне его одежду. Всю его одежду без исключений.
— Мод, сходи приведи своего отца.
Парсонс спросил легким наклоном головы, надо ли ему сопровождать девушку, но Кэмпбел взглядом показал, что не надо. Минуту спустя появился священник: невысокий, сильного сложения, светлокожий субъект без всяких странностей в отличие от своего сына. Совершенно седой, но красивый на индусский лад, подумал Кэмпбелл.
Инспектор повторил свою просьбу.
— Я должен спросить вас, что вы расследуете и есть ли у вас ордер на обыск.
— Пони с шахты был найден… — Кэмпбелл чуть поколебался: при женщинах… — На соседнем лугу… кто-то его поранил.
— И вы подозреваете, что виновник — мой сын Джордж?
Мать обняла дочь за плечи.
— Скажем, возможность исключить его из расследования очень помогла бы.
Опять эта избитая ложь, подумал Кэмпбелл, почти стыдясь, что вновь к ней прибегнул.
— Но ордера на обыск у вас нет?
— В данный момент он не при мне, сэр.
— Ну хорошо. Шарлотта, покажи ему одежду Джорджа.
— Благодарю вас. И, насколько я понял, вы не станете возражать, если мои констебли обыщут дом и все вокруг?
— Нет, если это поможет исключить моего сына из вашего расследования.