Артур Миллер. Пьесы: Все мои сыновья, Смерть коммивояжера, Суровое испытание, Вид с моста

Слышна мелодия, которую наигрывают на флейте. Она мила, незамысловата, поет о траве, о небесном просторе, о листве. Занавес поднимается.

Перед нами домик коммивояжера. Позади него со всех сторон громоздятся угловатые силуэты зданий. Дом и авансцену освещает синий отсвет неба; все вокруг словно тлеет в зловещем оранжевом жару. На сцене становится светлее, и мы видим тяжелые склепы больших зданий, нависших над маленьким и по виду таким хрупким домиком. Все здесь кажется сном, но сном, порожденным действительностью. Кухня посреди сцены выглядит совсем настоящей, потому что в ней стоят кухонный стол, три стула и холодильник. Ничего, кроме этого, однако, не видно. В задней стене кухни дверь, скрытая портьерой, ведет в гостиную. Справа от кухни, на небольшом возвышении, — спальня, в ней — металлическая кровать и стул. На полочке над кроватью — серебряный призовой кубок. Из окна виден фасад жилого дома.

Позади кухни, на высоте шести с половиной футов, в мансарде, — спальня мальчиков, которая сейчас почти не освещена. Смутно вырисовываются две кровати и окно под крышей. (Эта спальня находится над гостиной, которую мы не видим.) Слева из кухни сюда ведет винтовая лестница.

Все декорации либо совсем, либо кое-где прозрачные. Линия крыши только очерчена; под ней и над ней видны надвигающиеся каменные громады домов. Перед домом — просцениум, который за рампой спускается в оркестр. Это дворик Ломена. Тут же проходят все сцены, вспоминаемые Вилли, и все сцены в городе. Когда действие переносится в настоящее время, актеры соблюдают воображаемые границы стенных перегородок, входят в дом только через дверь слева. Но в сценах, рассказывающих о прошлом, все ограничения нарушаются, и действующие лица ступают «сквозь» стену на просцениум.

Справа появляется коммивояжер Вилли Ломен. В руках у него два больших чемодана с образцами. Флейта продолжает играть. Он ее слышит, но не отдает себе в этом отчета. Вилли за шестьдесят, он скромно одет. Даже пока он пересекает сцену, направляясь к дому, можно заметить, как он изнурен. Он отпирает дверь, входит в кухню и с облегчением опускает на пол свою ношу, потирая натруженные ладони. Слышно, как он издает не то вздох, не то восклицание, — может быть: «Господи, господи…» Закрывает дверь, относит чемоданы в гостиную. Справа в спальне проснулась его жена Линда. Она встает с постели и, прислушиваясь, надевает халат. От природы мягкая, Линда выработала в себе железную выдержку к выходкам Вилли. Она ведь не только его любит, но и восхищается им. Его неугомонный нрав, вспыльчивость, тягостные мечты и невольные жестокости кажутся ей лишь внешним проявлением обуревающих его высоких страстей, которые ей самой не дано ни выразить, ни испытать как следует.