Артур Шопенгауэр - Философ германского эллинизма

Интересно, что в этой связи Шопенгауэр делает один из своих немногих комплиментов женщинам; хотя "несправедливость и вероломство" - грехи, присущие женщинам, тем не менее они превосходят мужчин в способности сочувствовать другим людям, и их поступки более часто наделены добродетелью любви и доброты.

В общем, теория Шопенгауэра о моральном поведении дает нам возможность более ясно понять причины, которые в итоге привели его к отрицанию нашего обычного ощущения и понимания мира. Итак, было доказано, что не только повседневные и научные категории не могут описать природу человека и его сознания, не только художественные творения и их понимание предполагают выход за границы, установленные обычными знаниями и сознанием, а также что возможно как честное и справедливое поведение, так и альтруистское, причем источник подобного поведения можно понять, только допуская, что мир как "Представление" во всех отношениях обманчив и иллюзорен.

371

Тем не менее, Шопенгауэр был далек от утверждения, что "лучшее знание", которое проявляется в морально правильных действиях, является "абстрактным" или носит теоретический характер; как раз наоборот, он настаивает на том, что "простое понятие истинной добродетели так же не плодотворно, как понятие истинного искусства" (том I), и далее, что "моральное совершенство стоит выше всей теоретической мудрости" (ОМ, 22). Человек может не иметь абсолютно никаких теоретических знаний и все же через свои поступки проявлять глубочайшую проницательность и мудрость, которые он не в состоянии вразумительно произнести и сформулировать в виде какой-либо теории. С этой точки зрения можно сказать, что он не понимает значения своих действий.

Это же относится как к понятию того, что он делает, так и к тому, что побуждает его делать это; в основе всего лежит "чувство", нежели рациональное разъяснение или расчет, и проявляет оно себя во внутреннем ощущении жалости и сострадания к другому человеку, а не в абстрактном применении общих законов Канта или в холодном рассуждении о том, что могло бы дать преимущество или наиболее соответствовать божественной воле (ОМ, 19). Подобным образом такой человек не мог бы объяснить свое чувство удовлетворения от совершения хорошего или бескорыстного поступка, которое кардинально отличается от того ощущения, которое испытывает человек, удовлетворяя эгоистические желания и страсти; также он не может объяснить относительное умиротворение и удовлетворение, которое наполняет сознание того, кто хотя и не совсем ясно, но признает, что внешний мир "однороден с его собственным бытием", а другие люди представляют не что-то отдельное от него, но скорее "его самого".

372

Нам не следует удивляться таким вещам: неспособности разъяснить, дать рационалистическое объяснение, выразить словами то, что мы чувствуем. И в действительности, если подобное утверждение вызовет улыбку или недоверие, это будет означать недостаточное понимание обсуждаемой проблемы, так как обсуждаемое явление по своей сути должно быть странным и непонятным с точки зрения обыденного опыта и понимания, поскольку оно затрагивает нечто такое, что лежит за пределами нашего опыта: "в результате оно происходит из того самого знания, которое составляет сущность всего, что действительно является таинственным и находит в нем свое единственное истинное объяснение" (ОМ, 22).

Шопенгауэр и Витгенштейн

Отрывки, в которых Шопенгауэр обсуждает проявления моральной добродетели в поступках и характере, обладают напряжением, тонким чувством и, временами, любопытным поворотом мысли, так что только дословное цитирование может адекватно передать их смысл и обезоружить критиков. Более того, оказывается, что некоторые из его замечаний дают более реалистичную оценку природе многих моральных ситуаций и реакций людей на них, чем замечания многих философов, которые, то ли в интересах некоего теоретического материала, то ли по какой другой причине, рассматривают все моральные действия и решения, относя их к примерам универсальных максим и заповедей поведения: для обоснования вышесказанного совсем не обязательно обращаться к более крайним взглядам Шопенгауэра на роль правил в морали, которые выражены в его полемике против теории Канта.

373

Насколько сильно он действительно желал отстоять некоторые из предложенных им идей, остается неясным. Иногда кажется, что он подразумевает просто то, что поскольку возможно сформулировать и следовать общеморальным заповедям, при этом совсем необязательно признавать существование божественной воли, то такие заповеди не более чем систематизация нашей непосредственной или интуитивной реакции на отдельные ситуации, и исключительно они должны быть основой законности. В других случаях, несмотря на его явное разделение функций философа и моралиста, может показаться, что он выдвигает идеи близкие более определенной моральной точке зрения, в соответствии с которой хорошие поступки, совершенные спонтанно, должны оцениваться более высоко, чем любые другие, совершенные ради исполнения некоего абстрактного долга.