Начиная с этого времени известность Шопенгауэра стала стремительно расти. Во французских и итальянских научных периодических изданиях возникли дискуссии о его философии, а в Дании он привлек внимание Кьеркегора. В своих дневниках Кьеркегор хвалил его за то, что он является таким "резким, каким может, быть только немец относительно гегельянской философии и всей высокопарной философии в целом", и видел в нем "несомненно значительного автора, который, несмотря на абсолютное несовпадение во взглядах, не оставляет меня равнодушным по многим вопросам" [1]. В 1856 году Лейпцигский университет назначил премию за лучшее толкование и критическое осмысление его идей. И в 1857 году его доктрины (как это ни смешно) были сделаны предметом университетских лекций в Иене, Бонне и Бреслау. Справедливости ради надо сказать, что к тому времени, когда Шопенгауэр умер (21 сентября 1860 года), он уже стал центром поклонения, у него появился круг преданных последователей в Германии и непрерывно растущий круг почитателей за ее пределами, в таких странах, как Англия, Россия и Соединенные Штаты.
1 The Journals of Soren Kierkegaard (Дневники С. Кьеркегора).
Несмотря на страдания, вызванные пренебрежением к его работам и продолжавшиеся до последних лет его существования, в жизни Шопенгауэра, в качестве компенсации, было много удовольствий. Он был достаточно хорошо обеспечен, чтобы удовлетворять свои прихоти в еде и вине, много путешествовал, особенно по Италии, которую обожал. У него был широкий круг чтения, он хорошо знал испанскую и итальянскую, а также французскую и английскую литературу. И хотя он регулярно читал "Тайме", о нем нельзя было сказать, что он глубоко интересовался политическими проблемами своего времени. Несмотря на то что твердо верил в свободу личности, он, тем не менее, не признавал демократии,
26
и события 1848 года сильно расстроили его. Хотя он всегда жил один, он не прочь был поговорить с приятными собеседниками, и, по-видимому, был неутомимым и интересным рассказчиком, язвительным и ироничным; те, кто посещали его после того, как он стал знаменитым, были часто удивлены, обнаружив, что он более доступен, чем они предполагали. Он одевался безукоризненно и с большим вкусом, но, с другой стороны, его комнаты были обставлены очень просто; кроме фигурки Будды и бюста Канта, которые стояли на его письменном столе, их мало что украшало.
Если уже в течение лет, непосредственно предшествующих его смерти, Шопенгауэр начал приобретать широкую известность в своей стране и за ее пределами, то к концу столетия влияние его идей становилось все более и более ощутимым. Это было такое влияние, которое выходило за границы философии и находило отклик в таких отдаленных областях, как искусство и музыка. Таким образом, к 1890-м годам можно было с уверенностью заявлять перед аудиторией Гарварда, что он в целом более широко известен, чем "любой другой современный метафизик континентальной философии, кроме Канта" [1]. Сегодня, однако, ситуация иная. Как и относительно других ведущих представителей философии XIX века, отношение к нему удивительно изменилось по сравнению с той атмосферой уважения, доходящего в некоторых странах до благоговения, которая окружала его имя еще не так давно.
1 Ройс Джосайя. The Spirit of Modem Philosophy (Дух современной философии).
27
Причины изменения этого положения многочисленны. В значительной мере это могло быть отнесено на счет общего снижения интереса к метафизическим размышлениям, которые характеризовали развитие философии (по крайней мере, в Британии и Соединенных Штатах) на рубеже веков. Но в случае Шопенгауэра определенно имели место и другие, более специфические факторы, способствовавшие падению его репутации. Эти факторы включали целый ряд довольно странно сочетающихся предположений, которые касались как фактической сферы охвата проблем, так и сути его работ. Поскольку эти предположения уже заработали некоторую степень доверия общества, неплохо будет рассмотреть некоторые из них.
Например, общепринято считать несомненным, что Шопенгауэр в основном заслуживает того, чтобы его помнили как составителя собрания афоризмов и наблюдений о жизни человека и его характере. Но эти афоризмы, хотя и выражены аккуратно и точно и зачастую глубокомысленны, в лучшем случае представляют (можно сказать) чисто художественный интерес и определенно не представляют интереса с философской точки зрения. Как бы мы ни интерпретировали задачи и цели философии, любой философ должен обязательно быть чем-то большим, чем просто проницательным, но ограниченным комментатором определенных сторон человеческих нравов и деяний.