Арвары. Книга 2. Магический кристалл

Накануне таржища к пристаням Горислава Великого подчаливало много девичьих судов, а некоторые, осторожные, вставали в пяти верстах от берега в надеже, что женихам не захочется непроглядной осенней ночью купаться в ледяной воде — по обычаю, всех застигнутых озорников бросали за борт. Но среди отважных женихов нашелся бесстрашный морской варяг именем Сивояр, любивший похвастаться своей удалью, который дождался темной полуночи, на утлой лодчонке добрался до кораблей, стоявших на якорях, и по якорному канату поднялся на первый попавшийся. Ватажников и родичей нигде было не видно, да в кромешной тьме он ничего толком рассмотреть не мог, огней же на палубе обычно не зажигали, однако сразу показалось, что хорс больно уж велик. А когда Сивояр отыскал вход в корабельное укрытие, полагая, что там сокрыта невеста, и попробовал отворить дверь, почуял неладное: сколько ни прыгал, не мог достать ручки — так высоко была. Только тут варягу пришло в голову, что судно не простое, скорее всего, исполинское, которые приходилось видеть на морских отмелях, где они догнивали по многу лет. И только подумал об этом, как дверь распахнулась и вырос перед храбрецом великан, в четырежды выше его. Хорошо, что с такой высоты не видать ничего, а то был бы Сивояру и праздник, и женитьба! Затаился он, поглядел, как его лодку уже на палубу вытаскивают, не стал ждать, когда и самого найдут, улучил мгновение и обратным ходом к борту, оттуда уж в воду да скорее вплавь к берегу.

К Путивою же в канун таржища прибежали дикопольские волхвы перунова братства и сказали, что было им откровение — услышали голос небесный, изрекший:

— Если государь желает власти над варягами, а не своей скорой гибели, пусть смирит их вольный нрав этой плетью!

И упала с неба суровая плеть о семи колен на золотых кольцах и золотой же цепью вместо ременного запястья — царская плеть, называемая арапником, ибо сделана была в арапской стороне. Выслушал Князь и Закон волхвов, принял от них плеть и назад отослал, в Дикополье — так теперь называли пустующие полуденные земли, откуда были согнаны скуфы. Сам же остался в глубоких раздумьях, сомнениях и с предчувствием худым, леденящим: много ведали знаков власти по берегам полунощных морей, только вот плети никогда не знали и не вкушали ее даже кони варяжские.

Верить, не верить полуденным волхвам? Повиноваться принесенному ими откровению или пренебречь и послушать своих полунощных, которые говорят: ничто не грозит престолу и государю, ибо правит он по справедливости.

Дикопольские волхвы хоть и принадлежали к перунову братству и ставили храмы громовержцу, однако называли их еще православными, поскольку они славили Пра — небесный животворящий огонь, и поклонялись огню земному. А еще были известны своим чудотворством и властью над живым миром, подчиняя себе диких коней, свирепых степных туров и перелетных птиц. И никто не мог уличить этих волхвов ни во лжи, ни в злодействе, ни, тем паче, в заговоре против государя парусья. Коль принесли православные плеть и наказ божий, знать, и впрямь открываются им небеса и благоволят боги, а им сверху видны и полунощные земли, где живут вольные варяги, править коими морока и пытка великая.

Путивой хоть и был Законом и двенадцать лет назад выкликнули его Князем, но чуял, как мало власти в его руках, да и та, что есть, с годами утекает, так что на следующую дюжину вряд ли что останется. Дабы отнять престол у племени Гориславова, когда-то он сам призвал русов вспомнить о былых обычаях и нравах, а ныне пожинал плоды своих же слов, ибо все чаще и чаще своенравные варяги не повиновались ему, говоря, мол, правишь ты не как в Предании сказано, а по своей воле и не ведаешь ты из конных истин, хотя и стоишь за коном. Иной раз такую свару учинят прилюдно, на площади, что сраму не оберешься, и если прежде можно было смирить особо ретивых тем, что отнять, например, сволочной либо мытарский промысел, принадлежащий казне государевой, то ныне и этого перестали бояться. Стоит лишь пригрозить новым налогом или пошлиной, так норовят в вечевой колокол ударить, а то вовсе бросают ремесло, сбиваются в ватаги и идут за добычей в ромейские пределы. А с нее по обычаю и сотой доли не взять, поэтому самовольники живут себе потом припеваючи, удержу не знают в своих хотеньях, и ничем уже с ними не сладить.