Арзюри. Книга 2. Данк

— Данк. Надо же, — фыркнул Вадим, принимаясь за еду и просмотр своих схем.

Когда через час люк распахнулся снова, он еще не умывался. Побрызгав в лицо водой, огорчившись, что не успел почистить зубы, и, порадовавшись, что не нужно бриться (у него уже отросла небольшая бородка), Вадим полез наверх.

* * *

В Пещере Вадим увидел Телига, который кинулся к нему и, обняв, сунул в карман блокнот с ручкой.

— Вадим, я рад, что ты записываешь все, что происходит. Здесь что-то не так, я чувствую! Творится непонятное, мне это не нравится, — горячо дыша в ухо, прошептал он. Лысина Телига мелькнула и пропала.

«Записывать что происходит?» — удивился Вадим. Взгромоздившись на свое место, он вдруг подумал, что этот суд для него оказался отличной паузой в делах.

Поначалу совет Сорова сделать что-то своими руками нервировал, но потом Вадим втянулся и с удовольствием ощущал налившиеся силой мышцы. Но сейчас он осознал, как не хватало ему во всей этой суете спокойных и вдумчивых размышлений, полета фантазии, когда перед внутренним взором встают дивные творения, возводимые исключительно силой мысли, которые затем переносятся в рисунки и чертежи.

— Продолжаем заседание, — прервал его мысли голос Этель и стук молотка по столу.

— Я настаиваю на том, чтобы до предъявления улик и обвинений, моему подзащитному была предоставлена возможность показать, как много он успел сделать для нашей дружной колонии за такой непродолжительный срок, — вмешался Хурот.

— Мы все знаем, сколько он сделал, — сухо заметила судья.

— Нет. Нужно проникнуться, понять, что такой человек не мог совершить всех этих безумных поступков, вменяемых ему в вину, — продолжал настаивать Хурот.

— Хорошо, — согласилась Этель. — Пригласите своих свидетелей.

Первым вышел парень, с которым Вадим вместе работал на строительстве речного купола. Немного сбивчиво и постоянно оглядываясь на зрителей, он говорил о том, как хорошо им было работать вместе.

Затем вышел Назим, его ученик по костровищам, ставший в последнее время лучшим специалистом по поддержанию кухонных очагов в порядке. Он проникновенно говорил о том, каким хорошим учителем оказался подследственный.

Люди выходили один за другим. Слушать их Вадиму было приятно и немножко неловко. Но вот на трибуну взошла женщина, с которой он был практически незнаком — разве что в лицо ее помнил, но общаться им прежде не довелось.

— Хочу вот сказать, что Вадим, по всей видимости, очень неплохой учитель…

— Ты училась у него? — перебила ее Этель.

— Не я. Моя дочь. Но в суд я пришла сама.

— Хорошо, продолжай.

— Моя дочь до последнего времени очень охотно ходила на его уроки. И даже начала помогать нам в мастерской, используя полученные на его уроках знания…

— До последнего времени? А теперь не ходит? — удивилась Этель.

— Ну… Тут такое дело… — женщина стрельнула глазами в сторону стола с подсудимым, но в лицо ему не посмотрела. — Пошли слухи, что Вадим плохо относится к рожденным на Арзюри… оскорбляет их… И я запретила девочке ходить на его уроки…

— Так-так. Пожалуйста, здесь подробнее. Он оскорблял рожденных на Арзюри? — искренне удивилась Этель. — В первый раз об этом слышу.

— Многие говорят, — совсем тихо, но упрямо повторила женщина. — Он говорит, что они не люди.

— Ерунда какая, — возмутился Вадим. — Не мог я такого говорить!

— Говорил. На уроке. Что люди любят голубое небо. А рожденные здесь его не видели и потому не могут считаться людьми.

— Да не было такого! Ты совершенно неправильно все поняла!

— Подсудимый, тебе слова не давали! — стукнула молотком Этель.

— Она правду говорит. Все возмущались, что он делит людей на своих и чужих! — раздался голос из зала. — Тебе, госпожа судья, нужно было слышать это, живешь в своем мире, людей не слышишь!

— Тихо! Иначе я попрошу очистить зал!

— Что вы за судья, если глас народа слышать не хотите?

— Тихо! — Этель отчаянно застучала молотком. — Будете говорить, когда вас вызовут. А пока мы слушаем…

Но слушать было уже некого. Пока шла перепалка, женщина спустилась с трибуны и направилась к выходу из пещеры. Попытка Этель зазвать ее назад, ничем не увенчалась.

— Обеденный перерыв, — объявила Этель, поднимаясь из-за стола.

— Странных свидетелей приглашает твой защитник, — фыркнул конвойный, провожая Вадима в небольшую келью.

Обед сыграл с Вадимом дурную шутку. Он совершенно не думал о том, что уже больше суток не спал, но тут, на сытый желудок, им овладела такая дремота, что он еле дошел до своего места в зале. Рухнув на стул, он откинул голову назад, прислонившись к стене пещеры, и заснул.

Разбудил его шум и отчаянный стук молотка. Он попытался выпрямиться, но шея затекла и откликнулась резкой болью.

В зале нарастал скандал.

— Как он посмел транжирить общее имущество? — визжала какая-то женщина.

— Нашу икру раздарил чужакам! И ветчину!

— Нашу ветчину! Отдал!

— Детей за людей не принимает!

— Игрушки нам самим нужны!

— Убийца! Он же убийца!

— Он все себе зажилил! Откупился шоколадом, а ветчину сам сожрал!

— Не дает реинкарнацию сделать… Ну, рекреацию, какая разница!

— И икру, икру тоже!

— Какое право имел сам решать?

— Сожрал нашу икру!