Асфоделия. Суженая смерти (СИ)

А если Тисону признаться? Или он не брат и похожего понимания не проявит? Или признание вообще никакого смысла не имеет, раз я в любом случае выхожу замуж за Эветьена?

Тисон…

Эветьен…

Боже, что ж всё так сложно-то?!

За моей спиной тихо отворилась и закрылась дверь, зазвучали шаги босых ступней по полу.

– Ты ещё не легла?

– Нет, – зачем-то подтвердила я очевидное. – Повесил вещи сушиться?

– Да. Но не уверен, что за оставшееся время они успеют просохнуть как должно.

– Значит, утром на мне досохнут, – отозвалась я с наигранным оптимизмом и обернулась.

Ох ты ж!

Похоже, этой дивной ночкой Эветьен решил окончательно меня добить, потому как в спальню он вернулся в одной полотенце, обёрнутом вокруг бёдер. Белый отрез ткани юбкой спускался до колен, позволяя свободно обозревать верхнюю половину туловища. Вид открывался очень даже неплохой, не накачанный мачо с непременными кубиками на прессе, но фигура подтянутая, приятная женскому взору.

Моему так точно.

Как там Эветьен говорил, если он разденется, то и мне придётся? Ну я и так не слишком одетая.

Эветьен неторопливо прошёлся по комнате, погасил сферу, укреплённую в лапах подставки-треножника. Затем столь же неспешно приблизился ко мне, протянул руку, подхватывая длинную прядь волос. Я не отступила, хотя, наверное, стоило. Отойти подальше, в угол забиться и заявить категорично, что никакого секса до свадьбы не будет. Сомневаюсь, что Эветьен стал бы меня принуждать или что похуже.

А я стою, слежу за движениями мужчины и только размышляю вяло, что это странно, неправильно и немного аморально. И что грош цена моим воздыханиям по Тисону, если я с такой готовностью прыгаю в постель к его брату.

Ладно. Как говаривала незабвенная Скарлетт, я не буду думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра.

Или хотя бы утром.

Эветьен аккуратно убрал прядь мне за плечо, легко провёл кончиками пальцев по моей щеке, всматриваясь в лицо, озарённое отблесками огня в камине. Я лишь поджала губы, неожиданно почувствовав себя ребёнком, не способным разобраться в наивных своих детских предпочтениях, но когда Эветьен меня поцеловал, осторожно, вопросительно, протеста я не выразила. Наоборот, неловко, неуверенно потянулась навстречу, отвечая, коснулась своими пальцами обнажённой груди, провела каким-то бездумным наполовину движением.

А вот теперь уже поздно…

Да и не сильно-то хотелось.

Поцелуй переменил оттенок на более насыщенный, настойчивый, мужские руки медленно прогулялись вниз по моему телу, огладили бёдра, ягодицы. Мягкий толчок, и Эветьен, не разрывая поцелуя, увлёк меня в сторону от окна. Я послушно отступала спиной вперёд, пока не уткнулась во что-то твёрдое, с узорчатой поверхностью. Кажется, сбоку от окна была тумбочка на резных ножках…

Скорее всего, это она и есть.

Эветьен отстранился, усадил меня на край тумбочки. Рубашка мгновенно сбилась, губы обжёг новый поцелуй, на колено легла ладонь. Отвела и двинулась вверх по ноге, проникла под край смявшейся ткани. После ванны шнуровку на рубахе я уже туго не завязывала и достаточно потянуть за тонкий шнурок, чтобы слабый узел распался, превращая вроде бы неширокий ворот в глубокое декольте. Одна ладонь переместилась на внутреннюю сторону бедра, другая опустилась в получившийся вырез, обхватила грудь, вынуждая выгнуться, откинуть голову назад.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И тут я вспомнила.

Дёрнулась, упёрлась в мужские плечи в не особо успешной попытке отодвинуть его от себя.

– Эветьен…

Удивительно, но он сразу замер, глянул на меня исподлобья, вопросительно и как-то настороженно, словно ожидая подвоха.

– А ничего не будет? – уточнила я на редкость жалобным тоном. Сама не поняла, почему оно так прозвучало.

– Что именно должно быть или не быть?

– Я не начну светиться в… э-э… в ответственный момент?

– Ты же учишься себя контролировать и манипулировать силой по своей воле, а не только реагируя на чужую… поэтому не засветишься, не беспокойся. Но если вдруг приключится подобное, то ничего страшного… это будет даже интересно, – рука вынырнула из выреза и тут же потянула ткань, обнажая плечо.

Нет, дорогая моя Света, не сбылась твоя мечта. Нормальный мужик мне не достался.

Мне достался неисправимый экспериментатор.

Губ коснулись губы, жадно, страстно, будто отметая любые возражения, которыми я ещё могла поделиться, и начали опускаться, осыпая россыпью коротких поцелуев шею, открытое плечо. Пальцы, блуждающие по внутренней стороне бедра, добрались до сокровенного и беспокойства по поводу возможного светопредставления в неподходящий момент окончательно покинули голову. Тело, одновременно и чужое, и уже привычное, почти своё, знакомо плавилось, принимая каждое прикосновение, каждый поцелуй, каждую ласку так, как хотела бы принимать я, как принимала я. Оно откликалось и откликалась я, делая нас единым целым, неделимым, и странная эта двойственность, понимание, что тело не совсем моё, теряло прежнее значение.

Я здесь.

Мы оба – моя душа или дух и это тело.