Асфоделия. Суженая смерти (СИ)

– И то верно, голова дурная и язык что помело! Благородных франнов на виселицах не вешают, не по чести им это… им на плаху дорога, под топор али яду принять дозволяют…

– Так не из франнов же она.

– Кровь благородная, значит, из франнов.

Говорили женщины, тем недовольным, срывающимся шёпотом на повышенных тонах, что вот-вот рисковал перейти в нормальную речь средней громкости. И стояли где-то поблизости, явно не задумываясь, что могут кого-то потревожить своими бурными обсуждениями.

Хотя мне уже жаль эту несчастную, кем бы она там ни была.

– Из франнов она или нет, да только дурное это дело, ох, дурное, островитянку нечестивую на земли наши, благодатью Четырёх осенённые, везти.

– Как боги решат, так и будет. Нам ли деяния божьи судить?

– И жребий на неё пал, всё честь по чести…

Подобно сознанию, тело слушалось вяло, с трудом. Я понимала, что лежала на мягком, укрытая сверху то ли лёгким одеялом, то ли и вовсе простынёй. Под головой явно подушка, посему логика намекала ненавязчиво, что лежала я на кровати.

На широкой кровати – я шевельнула рукой, передвинула её и конечность моя, к немалому удивлению, ничего по дороге не задела, не упёрлась в стену, не свесилась с края, но осталась возлежать на перине.

Вот уж что точно не могло поместиться в мою однушку, так это двуспальная кровать. Вернее, поместилась бы, но превращать единственную комнату в будуар мне не хотелось.

И откуда взялись говорившие? На врачей скорой не похоже, да и кто её вызвал бы? Живу я одна и случилось что, хватились бы не сразу.

– Глядите-ка, просыпается, кажись, – прокомментировал кто-то, и голоса смолкли разом.

Послышались осторожные шаги, шорох одежды и я ощутила, как на меня смотрят. Все.

Пристально. Выжидающе. И с явной опаской.

Глаза я открыла. Поморщилась, чувствуя, как бьёт по ним свет, оказавшийся с непривычки слишком ярким. Подняла тяжёлую руку, пытаясь заслониться. И отметила странность.

Какую именно?

Не знаю.

Она, странность, просто была, и всё. Тревожащая смутно, но неясная.

Фигуры, кажущиеся на фоне слепящего этого света тёмными силуэтами расплывчатых очертаний, обступили кровать, загомонили наперебой, о чём-то спрашивая, что-то предлагая. Я попробовала передвинуться, приподняться повыше, удивляясь, до какой степени тело моё стало непослушным, слабым, будто после долгой болезни.

Или длительной попойки.

Днём я не пила ничего крепче кофе, ела то же, что и обычно, и хозяйка натяжных потолков не приносила мне пирожков со слабительным и ещё какой дрянью сомнительной.

Тогда почему так паршиво? Или это странное состояние результат потери сознания? Прежде мне не доводилось в обмороки падать или получать удар такой силы, чтобы выключалось сознание.

Одна из фигур склонилась ко мне, загораживая свет, и я наконец различила женское лицо, круглое, немолодое, обрамлённое тёмными с проседью волосами, выбивающимися из-под белого чепца… подобный которому я видела разве что в исторических фильмах да на картинках.

– Чего желает благородная фрайнэ? – осведомилась она с заискивающей улыбкой и я поняла главное.

Я ещё не очнулась. И вижу престранный, причудливый то ли сон, то ли галлюцинацию.

Надо очнуться. Попробовать прийти в себя, выбраться из бредовых этих игр воспалённого разума.

Я отвернулась, зажмурилась крепко-крепко. Голоса смолкли как по команде. А теперь я открою глаза и увижу свою квартиру, слегка поблёкшие обои, потолок, люстру…

– Фрайнэ? – повторила женщина, и не думая никуда исчезать.

Что за имя дурацкое – Фрайнэ?

Или это обращение такое?

Я опустила руку, огляделась. Ещё с полдюжины женщин и девушек окружали и впрямь широкую кровать, рассматривали меня с настороженным, опасливым любопытством. На каждой такой же чепец и закрытое чёрное платье, наверняка длинное, пусть из нынешнего моего положения этого и не видно. По углам кровати резные столбики с подвязанными белыми занавесками, сверху балдахин. Взгляд скользнул ниже, на контуры собственного тела под одеялом, на обнажённую руку, лежащую поверх его вышитого края, на длинную светлую прядь, спускавшуюся с плеча на грудь.

Никогда в жизни мои волосы не отрастали на такую длину, да я и не стремилась к косе до пояса.

И нынешний цвет их не похож на платиновый блонд.

Двумя пальцами подцепив прядь, я поднесла её к самым глазам, повернула так и этак, дёрнула и ойкнула от боли.

Они… мои?!

С трудом приподнявшись на локтях, я перебралась выше по подушке, вновь оглядела незнакомые лица вокруг. Открыла рот, но выдавить смогла лишь жалкий бессвязный сип. Попыталась прочистить горло – лучше не стало. В нарастающей панике осмотрела руки, видимую часть длинных волос тёплого пшеничного оттенка, провела кончиками пальцев по собственному лицу. Наверное, в том странность и заключалась – руки казались похожими, но они не мои, по крайней мере, не те, что были с утра. Волосы другие – у меня они отпущены чуть ниже плеч, к тому же крашеные. И лицо… я не могла сказать, что оно собой ныне представляло, просто понимала с пугающей ясностью, что и оно отличалось от того, что я привыкла видеть в зеркале.