Ашхабадский вор

Пока их поход проходил согласно предварительно полученному описанию. Попетляв среди камней, продравшись сквозь щель в скалах и держа курс на самый высокий из «шипов» гряды, они вышли, как и было предписано, к сухому руслу. Впрочем, это сейчас оно сухое, а когда тают горные снега и озеро – конечная цель их хождения за горы – переполняется, то по руслу журчит-струится поток. Но в данную минуту снега не таяли, и потому ничто не препятствовало двум славным парням проползти вверх по отсутствующему течению.

Начиная с этого самого места, где сухое русло раздваивалось, огибая валун высотою с человека, следовало двигаться только по вычерченному на карте пунктиру, следовало скрупулезнейше выполнять все полученные предписания. Отклонись они хоть на миллиметр от маршрута, хоть в чем-то прояви инициативу – хана, кирдык, секир-башка. Так сказал уважаемый Неджметдин. Кто уж там из его абреков наблюдал за тем, как обставлен купательный ритуал, сколько раз наблюдал или сколько лет – неизвестно. Но Недж Аллахом клялся, что выставляемые посты неизменны, ни разу не было такого, чтобы часовых расставляли по другим точкам. И именно та кривая, какой они должны одолеть последний участок, пролегает в мертвой зоне. Единственный путь к цели, другого нет.

Солнце медленно, но неотвратимо, как маньяк Джейсон, взбиралось на небосвод. Припекало.

Они скребли брюхом сухое русло невыносимо долго. Каждый сантиметр давался трудом и самообладанием. Держались середины – самого глубокого места. Голов – поглядеть, где там часовые и не поднялась ли тревога – не высовывали, не пацаны же, в самом-то деле. Особенно досаждали мелкие камни с острыми краями. Грешников в аду следует не в котлах варить, а заставлять ползать по мелким, острым камням.

Еле ползли секунды-улитки. Ориентир – выступ скалы, похожий на вытянутую вперед гигантскую ногу, – казалось, не просто не приближается, а еще и отступает от них по шажочку. Но главное, конечно, были не неудобства, а неизвестность. Чертовски неприятно отгонять от себя, точно мух, назойливые мысли: а не обходят ли их в данную минуту, готовя захват или расстрел…

Когда они, наконец, поравнялись с выступом, то не почувствовали даже мало-мальского облегчения. Под прикрытием выступа им предстояло перебежать к скалам, которые надежно скроют их от глаз часовых, и это, бесспорно, будет самый опасный участок на пути к озеру. Ждать удобного момента не имело смысла, потому как все моменты одинаково неудобны. Лучше уж поскорее покончить.

И они припустили.

Бежали, рефлекторно пригибаясь, чувствуя на спинах нарисованные мишени. Юркнули в скалы, повернули за нагромождение камней.

Все.

– Фу! – выдохнул Карташ. – Все ж таки не подстрелили, как каких-нибудь курей безмозглых. Маленькая, а радость!

– Как Неджметдин, сука, все выверил, тактик долбаный! – восхищение у Гриневского явственно перемешивалось со злостью. – Нет, чтобы самому воспользоваться стежкой-дорожкой, нет, нашел себе исполнителей!

– Он, боюсь, и не торопился с исполнением, не сомневаясь, что рано или поздно дураки найдутся, – Карташу с трудом давалось говорить шепотом. – А есть, интересно, кому стрелять? Может, вообще нет ни шаха, ни охраны, ни озера?

Карташ погорячился по всем пунктам перечисления. Они поднялись вверх по скале, забрались в расщелину, протиснулись выше, оказались на площадке, где вдвоем разместились едва-едва, осторожнейше, по очереди заглянули в узкую, в две ладони шириной, щель в камне. Тогда они увидели и озеро, и шаха.

И очень не понравилось им увиденное. Хотя, признаться, красивые открылись их взорам места. Такие бы на туристических открытках шлепать. Озеро, почти идеально круглое, радиусом метров десять, глубиной где-то метров пять, располагалось в чаше, выдолбленной в скальной породе мастерицей-природой. Слово «чистейшее» не передает в полной мере степени прозрачности озерной воды, заполнявшей чашу сию... если, конечно, у прозрачности, как и у свежести, есть степени. Одним словом, можно бы прозрачнее, да некуда.