Алексей притормозил, пропуская вперед Гриневского: это его тема. Фронтовые друзья крепко обнялись, на миг застыв неподвижно, потом Гриневский представил Дангатару Машу и Карташа. А Джумагуль Дангатар приветствовал в последнюю очередь скупым: «Привет, Джумми. Спасибо за помощь».
– Мы на Востоке спешить не любим, но сегодня я вынужден спешить сам и торопить других, – сказал Дангатар, проводя гостей в дом. – Я знаю, что вы хотели бы перекусить и отдохнуть с дороги, но... некоторые обстоятельства вынуждают меня пригласить вас одновременно к столу и к разговору. Отдохнуть вы сможете потом, комнаты вам приготовлены и ждут вас уже не первый день. Саша, – он показал на молодого человека в светлых джинсах, который запер калитку, подошел к разговаривающим и встал чуть поодаль, видимо, ожидая распоряжений, – проводит вас туда, где вы сможете помыться. Он же покажет, куда идти дальше.
Нетуркменское имя Саша заставило Карташа внимательнее приглядеться к их сопровождающему. А ведь, пожалуй, имеется неуловимое сходство в лицах между Дангатаром и Сашей. Сын? Очень возможно. Кстати, здорово смахивает на полукровку. Похоже, его мать европейского роду-племени. Опять же имя...
Душевых кабин было две, и обе запитывались водой от вместительного металлического бака. Бак стоял позади кабин на опоре, которая неприятно смахивала на лагерную вышку, уменьшенную эдак разика в три. Саша принес мыло и полотенца.
Им никто ничего не говорил, но все-таки Карташ счел нужным предупредить Машу:
– Вода у них привозная, купленная за денежки.
– И что с того? – мягко говоря, неласково осведомилась та.
Алексей вздохнул, но прописную истину все же объяснил:
– А то, что транжирить ее зазря не следует. Быстренько ополоснулась, и все.
– Ага. Значит, я, по-твоему, такая дура, что сама не понимаю?!
Апарт был настолько резким и неоправданным, что Алексей на миг растерялся. А подруга прошла мимо него и хлопнула дверью перед его носом.
Гриневский понимающе хмыкнул и подтолкнул Карташа к другой кабинке.
– Иди, начальник, под душ первым. Остужайся...
Естественно, Алексей пошел первым.
Чтобы никто нечаянно не забыл завернуть кран, кранов не было и в помине. Принцип действия душа был как у унитаза: потянул за веревочку – вода полилась, отпустил – не льется. Карташ дернул за веревочку столько раз, сколько было необходимо, чтобы смыть дорожные пот и грязь, чтобы выгнать из тела вялость.
Маша тоже не слишком увлеклась – завершила помывку одновременно с Гриневским. Затратить на водное священнодействие столько же времени, сколько двое мужиков – это, без всякой иронии, для женщины вполне нормально.
Она вышла и демонстративно тряхнула мокрыми волосами на кусты ежевики, ломящиеся от черной, налитой соком ягоды – типа, видишь, поливаю, вода даром не расходуется, все в дело. Да что за ерунда с ней происходит?!
Саша, сидящий на скамье в терпеливом ожидании, когда они закончат с водными процедурами, провел их в дом – трехэтажное, не слишком навороченное в смысле архитектурных излишеств сооружение, просто бетонный куб с окнами. В доме была полутьма и приятная прохлада. Зашли в комнату, посреди которой стоял накрытый стол.
– Садитесь, кушайте. Сейчас позову дядю Дангатара.
Дядю, отметил Карташ. Значит, не сын. Тогда брат? Или все-таки племянник, раз «дядю»?
Саша уже дошел до дверей, когда его догнал вопрос Маши:
– А где Джумагуль?
– Она... э-э, – Саша опустил глаза, рассматривая свои сандалии, – у себя.
– Можно с ней поговорить?
– Спросите у дяди Дангатара, – сказал он и быстро вышел.
Маша – Карташ голову готов был прозакладывать – хотела запустить вдогонку какую-то резкость, но вовремя прикусила язычок. И нервно принялась мерить комнату шагами.
В углу негромко калякал по-туркменски включенный телевизор – «Сони», пусть не самой последней модели, но вполне, вполне. Никто из троих за стол не садился и уж тем более трапезу не начинал, хотя манили салаты, посыпанное зеленью холодное мясо в необъятном блюде, сыры, колбасы, соусы, что-то похожее на ватрушки с мясом… Разумеется, присутствовали черная и красная икра в плошках с воткнутыми в зернистую массу ложками.
– Похоже на съезд компартии, – сказал Гриневский, кивнув в сторону экрана.