Аскетизм по православно-христианскому учению. Книга первая: Критический обзор важнейшей литературы вопроса

Приступая к изложению и раскрытию этого вопроса, преосвящ. автор высказывается, по-видимому, принципиально в духе строгого различения и существенного разграничения названных явлений нравственной области, в смысле обычно принятом в богословских системах схоластического направления. [181] «Дело заповеданное и, следовательно, обязательное, от совета и действия безразличного — отличается внутренней или совестной принудительностью на него… Напротив, что полагается в виде совета, как лучшее, только приятно располагает к себе, но не нудит, — в отношении же к действиям безразличным и чувство наше нравственное безразлично, т. е. оно ничего о них не говорит: действуй, как хочешь». [182]

Однако, более подробный и обстоятельный анализ того, что может быть названо «советами», приводит еп. Феофана к тому совершенно правильному и бесспорному заключению, что в сущности «советы» — тоже «обязанности», но только условные, обязательные только для некоторых христиан, при наличности известных условий. «Есть обязательство и в совете, но только не такое, чтобы не исполняющий его делался преступником. Он есть только менее совершен». [183] Однако и на этом остановиться и успокоиться еще нельзя, — необходимо продолжить мысль далее. Ведь «совершенство» — обще-христианская обязанность, безусловное требование. [184] Говорить о возможности каких-либо послаблений, ограничений и исключений нет никаких оснований, если иметь в виду собственно нормальное требование, задачу, идеал. «Христианину свойственнее избирать все лучшее и совершеннейшее, разумеется, при возможности исполнить то». [185]

Христианин «тем и отличается, что всегда в действиях своих избирает отличное». [186] Отсюда следует заключение, которое не только ослабляет, но прямо парализует все прежние попытки преосвященного установить какое-либо принципиальное отличие «советов» от «заповедей». По словам самого eп. Феофана, «вообще нельзя найти прочного основания, по которому можно бы снять с нас обязательство избирать лучшее»… В общей нравственности, вне христианства, — так: в христианстве этого не должно быть. Кто отказывается от лучшего, тот унижает в себе христианство, сходит на ступень естественной нравственности. Надобно только помнить: а) что это непременно касается только лучшего, сознаваемого лучшим, к которому есть притом полная возможность; почему оно сделается обязательным и для слабого, если растолковать ему то: ибо тогда причиной, почему не выполняется, останется только свое нехотение; b) что это не касается советов главнейших — безбрачия и произвольной нищеты. Это точно не «для всех». [187] Но почему из круга «советов», которых «в жизни» «может быть бесчисленное множество», 

[188] — в указанном смысле исключаются только два названные выше, — этого вопроса еп. Феофан не касается, и, следовательно, недоумения, возбуждаемого этим обстоятельством, не разрешает. Между тем более подробный и точный богословский анализ именно этих двух «советов», которые он сам называет «образцами советов», [189] т. е. «советами» наиболее важными, типичными и характерными, имел бы принципиальное значение в деле уяснения раскрываемого предмета. Читатель так до конца и остается в недоумении: как же собственно «безбрачие» и «произвольная нищета» относятся к обще-христианскому требованию богоподобного совершенства и как, с другой стороны, следует смотреть на христианское обладание имуществом и на христианский брак? Взаимное отношение этих состояний остается неясным.

Едва-ли прав автор, когда он богатого юношу, обратившегося ко Христу с вопросом о способах или путях достижения «вечной жизни», [190]

признает действительно исполнившим все заповеди, необходимые для «спасения». [191]

Анализ евангельских повествований об этом событии, по крайней мере, не уполномочивает нас на это.

В самом деле, богатый юноша желал узнать от Христа условия достижения «вечной жизни» (Mф 19:16). Христос в ответ называет ему важнейшие из 10 заповедей, указывая в соблюдении их средство получения «вечной жизни» (17–20). При этом, что особенно важно, Господь берет нравственный закон, заключенный в 10 заповедях, не в том виде, в каком он был Им раскрыт, уяснен, дополнен и возведен на высшую степень совершенства в нагорной беседе, а в его прежнем, ветхозаветном смысле. То, что юноша сохранял и исполнял, было, таким образом, несовершенно в виду Христова закона, — нового, заповеданного им совершенства.