Аскетизм по православно-христианскому учению. Том Ι. Книга вторая: Опыт систематического раскрытия вопроса

По учению препод. Исаака, всякая молитва совершается посредством движений [2135], и это потому, что «всякая совершаемая молитва есть моление, заключающее в себе или прошение, или благодарение, или хваление» [2136]. Иначе говоря, – «молитва есть прошение и попечение о чем–либо и пожелание чего–либо», хотя бы предметом этого последнего являлось вечное блаженство [2137]. В молитве, наконец, принимает участие и движение чувства, – «в ней присутствует молитвенное услаждение» (ἡ ἡδονὴ προσευχῆς) [2138]. Так. обр., в состоянии «молитвы» вся личность устремляется к Богу, причем все её основные способности принимают участие в этом устремлении к Богу, каждая соответствующим образом [2139]. Но когда «душевные движения, за строгую непорочность и чистоту делаются причастными действия Св. Духа» (τῇ ἐνεργεία τοῦ ἁγίου πνεύματος κοινωνοῦσαι), тогда природа возвышается, и в человеке не действует какое–либо движение и память о здешнем [2140]

. Тогда уже «не молитвою молится душа, но чувством ощущает духовные предметы того века, превышающие человеческое понятие и уразумение которых возможно только силою Св. Духа» [2141]. Таким обр., от внутренней «чистой» молитвы человек возносится Св. Духом «к созерцанию» (πρὸς θεωρίαν), которое называется «духовным видением» (πνευματικὴ ὅρασις) «умным видением» (ὀπτασίαν νοεράν), «ведением» (γνῶσιν) [2142]. Следов., «молитва» существенно отличается от «молитвенного созерцания» (ἡ θεωρία τῆς προσευχῆς), причем последнее «выше» первой (ὅπερ ἐστὶν ὑψηλότερον αὐτῆς) [2143]. Иногда от молитвы рождается некоторое созерцание; оно прерывает устную молитву, и молящийся в созерцании изумевает и цепенеет телом. [2144] Многие во время молитвы были пленяемы сильным памятованием о Боге и любовью к Нему и приходили в восхищение [2145]. Так. обр., долговременным сохранением памятования о Боге душа по временам приводится в изумление и удивление [2146]

. В этом состоянии «экстаза» уже молитва оставляется – и «не молитвою молится ум, но бывает в восхищении, при созерцании непостижимого и умолкает в неведении всего здешнего. Но это неведение выше ведения» [2147]. Следов., «за пределом чистой молитвы будет уже изумление, а не молитва; все молитвенное прекращается, а наступает некоторое созерцание, и не молитвою молится ум» [2148]. Иное дело – молитва, а иное – созерцание в молитве, хотя созерцание заимствует себе начало в молитве, а равно и молитва – в созерцании [2149]. В этом ведении подвижник пребывает без всякого движения [2150]. В состоянии «экстаза» природа не в силах иметь над собой власти, но «путеводится иной силой, сама не зная куда, и не может совершать движений мысли, в чем бы ей хотелось» [2151]. Тогда человек не имеет и хотения (οὐδὲ δέλησιν ἕξει) [2152]. Он настолько пленен, что «не сознает сам себя» [2153]

.

Ум «поражается и поглощается изумлением, забывает о собственном своем прошении, и в глубокое упоение погружаются движения его» [2154]. Это состояние – собственно принадлежность будущего века. «Ибо святые в будущем веке, когда ум их поглощен Духом, не молитвою молятся, но с изумлением водворяются в веселящей их славе» [2155]. Следов., название экстатического состояния «духовной молитвой» собственно неточно: такая молитва служит только «причиной его» (ταύτης αἰτία) [2156], а созерцание является порождением её (τοκετὸν τῆς καθαρᾶς προσευχῆς). [2157].

Так. обр., с формально–психологической стороны экстатическое состояние характеризуется как «изумление» и «восхищение». Что касается «изумления», то оно является собственно высшею степенью «удивления» [2158] «Богу» [2159] (τὸ θαυμάσαι τὸν Θεόν) при созерцании того, что превышает человеческую природу [2160]

. То же – в общем и основном – означает и «восхищение», оттеняя лишь в названном состоянии момент духовной радости, высшую степень духовного «веселья» [2161], «восторга» при созерцании небесных видений, – «момент услаждения духовным», [2162] при созерцании будущей славы [2163] [2164]. И в св. писании Нов. Зав. встречается ἔκστασις прежде всего в том же значении удивления соединенного в некоторых случаях [2165] с «ужасом», – вызываемого новизною или величием предмета или явления, при созерцании которых человек бывает иногда настолько поражен их необычайностью, что не в состоянии оказывается выразить своего впечатления никаким словом [2166].

Удерживая заключающуюся в нем общую и основную идею возвышения над порядком естественным, обычным, обыденным, ἔκστασις означает в св. Писании, далее, такое состояние, в котором человек, сам по себе не способный к восприятию сверхчувственных предметов, переступая обычные границы познания и мышления, становится участником сообщаемого ему откровения [2167].

VII.