По учению преподобного Исаака
С., «подвижник должен остерегаться малого, чтобы не впасть в большее» [3065].По словам преосв. Феофана
, «ревность о богоугождении истинная преследует грех в малейших о нем напоминаниях или намеках; ибо ревнует о решительной чистоте» [3066].Таким образом, опасаясь примеси страстности
к удовлетворению телесных потребностей, многие древние подвижники предпочитали удовлетворять их возможно меньше и реже, доводя minimum почти до нуля. При этом некоторые из них несомненно сознавали, что удовлетворение потребностей в должных границах свидетельствовало бы о бо́льшей духовной крепости подвижника, чем почти полное отречение от этого удовлетворения; это именно отречение совершается собственно потому, что подвижник не имеет возможности остановиться в определенном пункте, не уверен в себе, боится преступить должную границу и т. под. Очень характерен в данном случае следующий рассказ из истории древнего восточного христианского подвижничества.Авва Феодор в ответ на вопрос, следует ли разрешать вино в случае взаимного посещения братий, ответил отрицательно. На недоумевающий встречный вопрос: «как же древние отцы разрешали?» – он, пояснил: «древние отцы, как великие
и сильные, могли и запрещать и разрешать; а наше поколение не может разрешать и запрещать. Ибо если мы нарушим обычай нашего воздержания, то более не вернемся к строгости нашей религиозной жизни» [3067].Вот почему и по отношению к пище у аскетов являлось опасение, как бы не переступить нормы умеренного употребления и, таким образом, не нарушить чистоты «целомудрия». По словам преподобного И. Кассиана
, «не только излишнее пожелание пищи надо подавить ради созерцания добродетелей, но и самую необходимую для природы пищу следует принимать не без скорби сердечной, – как противную целомудрию» [3068].Отсюда уже понятно, почему многие подвижники на «всякое плотское утешение» (omnis oblеctatio carnis) [3069]
, на «плотское успокоение» (ἀνάπαυσις σαρκική) [3070], на «телесное успокоение» (ἡ ἀνάπαυσις τοῦ σώματος) [3071], на «телесное наслаждение» (corporalis dеlеctatio) [3072], на «всякое утешение телесное» (πάση παράκλησις τοῦ σώματος) [3073], на всякий покой (ἀνάπαυσις) [3074] вообще, на «всякую житейскую радость» (ἡ ἐν τῷ βίῳ χαρά) [3075], «на все приятное», – «смотрели в высшей степени подозрительно» [3076].По учению преп. Исаака С.
, «дело покоя бывает следствием усыпления совести» (ἐκ τοῦ κόρου (aut κάρου) τῆς συνειδήσεως γίνεται) [3077].Такое вполне отрицательное, в высшей степени «подозрительное» отношение аскетов ко всякого рода «успокоению», их стремление избегать, по возможности, всяких льгот и послаблений в осуществлении принципа «воздержания» находится в ближайшей и теснейшей связи с учением о вреде и гибельности «удовольствий» в духовной жизни христианина–подвижника. А такое воззрение, в свою очередь, определяется тем значением, какое принадлежит «удовольствиям» (ἡδοναί) в психологии и нравственной характеристике тех явлений, которые называются «страстями».
«Удовольствие» (ἡδονή) лежит в основе всех «страстей» [3078]
. Отсюда, скверна для душевной чистоты есть именно «удовольствие во многих видах» и многими способами примешиваемое к человеческой жизни [3079] [3080]. По выражению преподобного Нила С. «удовольствие» (ἡδονή) – это «пажить пороков» (ἡ νομὴ κακῶν) [3081]. Но преимущественно и более всего следует остерегаться удовольствия вкуса, «потому что оно упорнее других и есть как бы мать запрещенного» [3082]. Отсюда «чрево – причина почти всех наслаждений» [3083]. А этим обстоятельством, в свою очередь, обуславливается то, что «чревоугодие» обыкновенно считается аскетами «началом всех порочных страстей» [3084] почему и занимает первое место в списке главных восьми страстей [3085]. Соответственно этому и «началом плодоношения» (в духовной жизни) является «воздержание» [3086].И это «воздержание» получает смысл самый строгий, соответственно основной цели подвижничества.