— А я слышал о сыне какого-то Феодора, — прервал один из воинов.
— Экий ты братец! — подхватил Икмор. — Да ведь этот Феодор был нашим десятником; он природный варяг и прежде не так назывался.
— Э, знаю, знаю! — закричал Якун. — Да он уж года два не служит в нашей дружине.
— Так что ж? Разве только тот и варяг, кто не скидает шелома да мерзнет по зимам у дверей великокняжеских? Эх, братцы, дали мы волю этим русинам! Глядите-ка, сколько их высыпало на площадь, а все ведь затем, чтоб над нами смеяться: чай, все уж знают, что сегодня приносят в жертву варяга. Вот уж, ничего не видя, смотрите, как этот долговязый, глядя на нас, ухмыляется. Чему ты зубы-то скалишь? — продолжал Икмор, обращаясь к незнакомому, который, завернувшись в свою верхнюю одежду, стоял позади варяжских воинов и улыбался, слушая их разговор. — Экий леший проклятый! Над кем ты смеешься?
— Да не погневайтесь, господа честные, — над вами, — отвечал спокойно незнакомый.
— Как «над нами»?.. Ах ты неотесанный болван! — вскричал Икмор. — Да к роже ли тебе смеяться над варяжскими витязями?
— А как же не смеяться-то!.. — сказал хладнокровно незнакомый. — О чем вы сошлись горевать?.. Эх, молодцы, молодцы — «снявши голову, о волосах не плачут». Вольно ж вам было сглуповать да отпустить в Византию ваших товарищей. Много ли вас теперь осталось? Ребятушки киевские шапками закидают. Нет, господа, Владимир-то себе на уме: смекнул, что с вами ладу не будет, если он не рассует вас по разным местам. То-то и есть! Говорят: «Русский человек задним умом крепок», а поглядишь — так и варяги-то не дальше нашего видят.
— А что, братцы, — сказал Якун, — ведь этот пострел дело говорит: кабы мы сами не сплоховали… Да кто ты таков, — продолжал он, обращаясь к незнакомому, — и откуда родом?
— Не бойтесь — я не здешний, со мной говорите смело: в донос не пойду.
— Да ты, никак, ратный человек? — спросил один из воинов.
— Вот то-то и есть! Кому другому, а мне как не пожалеть о вас? Храбрые варяжские витязи, сподвижники Святослава, живут в таком загоне!.. И то ли еще будет, погодите! Теперь вы все как будто бы по охоте служите, а придет время — станете служить из-под палки.
— Из-под палки! — вскричал с негодованием Икмор.
— Да, не погневайтесь! И теперь у вас старшими-то все русины, а вот еще годок-другой, так и десятника ни одного из варягов не будет.
— Клянусь Геллою, — прервал Икмор, — я лучше соглашусь умереть!..
— И, полно, молодец, — привыкнешь! Да что вы толкуете, товарищи? Чтоб с вами Владимир ни делал, а случись с ним какая невзгода, так вы первые за него грудью станете.
— И не хочешь, а станешь! — сказал Якун. — Делать-то нечего: если уж мы ему служим…
— А зачем же вы ему служите, коли он вам нелюб?
— Зачем? Да куда же нам деваться? Чтоб не вернуться с пустыми руками домой, так надобно же какому-нибудь государю служить.
— Так что ж? Разве Владимир один роду княжеского на белой Руси? Иль не промыслите себе князя по сердцу? Эх, братцы, братцы, была бы только у вас охота, а за князем дело не станет.
Испуганные этим неожиданным предложением, варяги, поглядев робко вокруг себя, устремили удивленные взоры на незнакомого, который, облокотясь на свой лук, смотрел на них спокойно и как будто бы не замечал их удивления.
— Смотри-ка, Дулебушка, — сказал один седой старик молодому детине, с которым он уже несколько времени стоял в двух шагах от толпы воинов, — никак, это тот самый разбойник, что третьего дня, помнишь, у пристани подъезжал к нам в челноке? И речи те же самые! Тогда он хотел помутить нас, а теперь смущает ратных людей против великого князя. Уж в самом деле, не ятвяги ли его подослали? Да что ж он это, проклятый, средь бела дня, на площади?.. Иль на него управы нет?.. Эй, молодцы! — продолжал старик, подойдя к большой толпе граждан, посреди которой блистали стальные шеломы киевских воинов. — Потерпите ли вы, чтоб кто ни есть смущал народ и говорил непригожие речи о нашем государе? Вон видите этого высокого мужчину? Он поносит великого князя Владимира.
— Кто?.. Где?.. — раздались голоса из толпы.
— Ну вот, что стоит с варягами.
Несколько русских воинов и множество граждан кинулись толпою к варягам. Услышав шумные крики, незнакомый обернулся и устремил свой мрачный, но спокойный взор на приближающуюся толпу.
— Вот он! — вскричал старик, указывая на него пальцем. — Хватайте его, ребята!
Незнакомый нахмурил брови и взялся за рукоятку своего ножа.
— Убирайся, покуда цел! — шепнул Якун, выходя вперед и заслоняя его собою.
Незнакомый опустил руку и, подобрав свое верхнее платье, пошел скорыми шагами вниз по улице, ведущей к Подолу.
— Держите его, держите!.. Это разбойник!.. Печенег! — загремели сотни голосов. Вся площадь взволновалась, тысячи любопытных и зевак бросились к тому месту, где раздавались крики бегущих за незнакомым; в одну минуту они были смяты, разлучены друг от друга, смешались с общею толпою и потеряли из виду того, за кем гнались.
— Да что такое?.. Куда бегут?.. Кого ловят? — шумел народ, давя друг друга.
— Держите его, держите! — кричал, запыхавшись, толстый купец.