Аскольдова тризна

Об этом он с болью сказал на вече, которое собралось с помощью посадника. Князь сказал ещё и о том, что новгородцы, пригласившие его к себе, чтобы занять стол Гостомысла, вдруг переметнулись к недругам — норманнам, поселившимся в Старой Ладоге, и теперь чтут Водима больше, нежели его, законного правителя.

   — Что я вам сделал плохого?! — воскликнул Рюрик, стоя на деревянном помосте веча; у ног его колыхалась головами в блинчатых колпаках толпа, но Рюрик знал, что на груди у каждого спрятан кожаный шлем, под одеждой также хранился до поры до времени кол, дубина, топор, а то и просто кусок железяки, подобранный возле кузни, пока шёл сюда, к кумирне Перуна.

Князь повёл очами на костры, около которых чёрными грифами застыли жрецы, и подумал на миг: «Стервятники...» Сравнение было до того отчётливым, что обожгло мозг. И точно, оттуда кто-то из волхвов крикнул:

   — Да и хорошего мало сотворил!

   — Орёте на меня, жрецы, потому как не потакал вашим прихотям! Старался вообще для пользы всей земли новгородской, расширяя её границы, создавая благоприятные условия для торговли...

   — Во-во, купцов жалуешь, а нас?.. — выкрикнул стоявший внизу смерд в рваном треухе.

   — И вас не обижал! Простых людей... Уменьшил закупы, разрешил отпущенникам больше брать себе за работу, а людинам владеть собственностью и прозываться по своему желанию мужами... Вы же, жалкие, совсем недавно другое говорили!

   — Говорили, пока твои княжьи мужи тихо сидели... А как мы волю свою проявлять начинаем, они противу нас ополчаются: мечами секут, наших дочерей и жён насилуют, домашнее барахло забирают...

   — За насилие и грабёж я своих по головке не глажу!.. Вишь, волю проявлять! Гордецы!.. Если б всё происходило в Арконе, я бы вам показал и свою волю, и свою гордыню! Но перед новгородским вечем первым голову склоняю... Эй, Ветран, клони и ты свою седую голову! — обратился Рюрик к дядьке. Чуточку отошёл от злости, уже спокойнее продолжил: — Я уже говорил вам, кому от нашей вражды спелые плоды достанутся...

   — Вели с корзна своего, со щитов дружинников изображение белого сокола убрать!

   — Убрать недолго... Он что, мешает вам?

   — Глаза колет! — крикнул староста Кузнечного конца, тот самый, который привёл вооружённых людей к тыну княжеского двора.

   — Ладно. Подумаю... Но дозволь, вече, испросить ваше разрешение на... хольмганг...

   — Это что за зверь такой?

   — Небось похлеще белого сокола будет...

Рюрик улыбнулся:

   — Да нет, это всего лишь поединок. На острове Руген и в странах скандинавских существует обычай выяснять между конунгами свои отношения не с помощью всеобщего побоища подданных, а посредством поединка. Один и другой оставляют своё войско в покое, уединяясь в каком-нибудь укромном месте, и бьются до смерти... Вы же знаете, идёт сюда Водим Храбрый. Вот и хочу я его испытать, храбрый ли он на самом деле?..

   — Дозволяем! — зажглось необычным предложением новгородское вече.

   — А кто победит, тот и княжить в Новгороде будет. Если погибну... Что же. Водим мою невесту, которую в плену держит, в жёны возьмёт... Только, думаю, кречет Водима Храброго на его корзне и щитах его дружинников не будет лучше моего изображения — белого сокола... — заключил Рюрик.

   — Это мы ещё посмотрим! — проговорил кто-то из «уличных».

   — А чо смотреть, братцы? — повернулся к народу смерд в треухе. — Раз пошёл князь на замирение, и мы должны к нему с добрым сердцем!.. А пусть, если победит норманна, своё княжеское изображение оставит... Мы тоже не гордые!

   — Балабол! — осекли мужичка всё те же «уличные».

Но вече, всё больше возбуждаясь, согласилось:

   — Пусть оставит!

Вскоре был послан гонец навстречу Водиму. Тому ничего не оставалось, как принять решение новгородского веча о поединке, иначе против Храброго выступит не только Рюрик со своей дружиной, но и весь вольный город, вся земля новгородская.

«Как долго мне скрываться здесь?!» — задавался вопросом Кевкамен. И как ни пораскинь умом, выходило одно: до тех пор, пока по каким-то причинам не уедет из Киева Сфандра. А случится ли такое — неведомо.

«А в последнее время этот вопрос надо рассматривать в другом аспекте... Аспект — латинское слово, часто употребляемое и в Византии, чоно означает взгляд, а для меня сейчас олицетворяет, может быть, жизнь... Или смерть... — горько размышлял грек. — Поединок между Рюриком и Водимом состоится. Это уже решено. И не дай Господи, погибнет сын Умилы... Что тогда будет со мной?.. Наверняка меня жрецы выдадут Сфандре и Диру, а то и просто придушат. Да и норманны не пощадят. Они против греков теперь зуб имеют... Вот как может всё обернуться. Поэтому на поединке следует присутствовать самому и видеть всё своими глазами... А в зависимости от исхода его тут же предпринять дальнейшие действия. Если Водим убьёт Рюрика, обязательно наступит смута. Во время её можно и незаметно скрыться...»

Наверно, кому-то покажутся наивными выводы грека, но он решил так для себя, посему и упросил Рюрика взять его на хольмганг.