Судя по всему, на следующий день дела ее стали совсем плохи, ибо к ней пожаловал не кто иной, как сам Асмодей. Аврора не видела его лица, но высокий силуэт не могла перепутать ни с кем, впрочем, как и запах. Когда он принимал человеческое обличие, за ним всегда следовал благоуханный шлейф муската и сандала, туманящий разум. Бросив несколько слов своим подручным, демон уселся на угол каменного ложа, склонившись над ней. Каждой клеточкой своего тела Аврора чувствовала жар, исходивший от него. И вновь вокруг повисла пугающая тишина, девушка ощущала на себе десятки любопытных взглядов, пыталась закричать, пыталась подать какой-то знак, но только обжигающие слезы стекали по ее лицу, наполняя душу страхом: не перед Асмодеем, а перед угрозой гибели бессмертной души. Почему-то в этот момент даже адские муки стали милее, пугающей пустоты, которая стала основой сущего мира.
– «Я не хочу умирать», – пронеслось у нее в голове, но судя по удивленному возгласу окружающих, у нее получилось вымолвить это вслух. Видимо в преддверии смерти не только к людям, но и к их умирающим душам возвращается сила, пытающаяся ухватиться за ускользающую нить жизни.
Уже проваливаясь в это пугающее «ничто», девушка почувствовала, как Асмодей заключил ее руку в свою ладонь, поразительно мягкую и нежную для демона, а еще такую теплую, что даже боль, терзавшая ее столько дней, начала отходить на второй план. Девушка нашла в себе силы открыть затуманенные пеленой слез глаза, с ужасом и удивлением наблюдая за тем, как подобный огонь вспыхнул в руке Асмодея, его вены тоже засветились, что в кромешной темноте ее коморки придавало действу еще большую таинственность и страх. Она не только чувствовала, но и видела, как пламя, терзавшее ее, начало перетекать из ее руки в руку демона, почувствовала судорогу, пробежавшую по его телу, сродни той, что чувствовала она, коснувшись кинжала, но мужчина лишь сильнее сжал ее ладонь.
– «Ему больно», – подумала она, и какой-то прилив жалости к собственному мучителю завладел ее сердцем. Обиды на Асмодея девушка не чувствовала, придерживаясь все того же убеждения, что взяла на вооружение пять лет назад: заключила сделку с Дьяволом по доброй воле, а потому – терпи.
Вскоре ей стало намного легче. Демон вобрал в себя все: ее страх, ее боль, ее душевные терзания. Огонь покинул тело, оставив после себя лишь выжженную пустошь, которая постепенно заполнялась покоем. Видимо похожие ощущения испытывали и люди, когда падшие окутывали их своими сетями. Поразительное чувство, которого она не испытывала, даже будучи живой. Оно не поддавалось объяснению, оно просто было…но, как и все сущее, было недолгим. Когда Асмодей отпустил ее руку – не осталось ничего, кроме душевного одиночества.
Мужчина уже собирался уходить, когда Аврора, в каком-то безумном порыве благодарности, ухватила его за руку. Окружающие так и ахнули, преисполненные благоговейного страха и любопытства. Даже Дэлеб, знавшая своего господина лучше всех, сделала шаг назад, пока не уперлась в стену. Такой дерзости не ожидал никто. Подумать только, рабыня осмелилась прикоснуться к Владыке без его на то позволения.
– Обычными плетьми наказание не обойдется, – шептались окружающие, наблюдая за дальнейшим развитием событий, как стервятники, жадные до зрелищ. Однако «великого гнева» за ее поступком не последовало. Асмодей молча вырвал свою руку из ее цепких пальцев и удалился, не обращая никакого внимания на неодобрительный ропот, раздавшийся за спиной.
Через несколько дней Аврора смогла вернуться к своим обязанностям, только вот свое обучение ей пришлой закончить, ибо велением Владыки превратили ее в молчаливую служанку, которую не одаривал презрительным взглядом разве что адский пес, привязанный у дверей. Словом, он и стал единственным ее другом в этой обреченной «дыре». Видимо даже в аду собаки были куда благодарнее людей, теплом платя за ласку.
Как ни старалась девушка найти себе друзей среди прочих душ – не получалось. Так и коротала она свою посмертную жизнь в одиночестве: убирая, прислуживая, готовя. Если хотят сделать из нее служанку – она будет служить, и служить будет хорошо: верой и правдой. Такое нехитрое решения нашла для себя эта хрупкая особа, втихомолку радуясь тому, что ей хотя бы не придется «развлекать» падших в борделях преисподней.