Аспазия

— Я тебя понимаю, — сказал Перикл, — ты сторонница женственности, что облагораживает и украшает жизнь — здесь празднует свое торжество грубая сила.

— Настоящее дорическое зрелище, — сказала Аспазия, — борьба, которая кончается потоками крови. Ты прав, я ненавижу эти игры, так как они кажутся мне варварскими. Я боюсь, что грубая прелесть этого зрелища заставит людей одичать.

— Ты заходишь слишком далеко, — улыбаясь возразил Перикл.

Противоречие во мнениях Перикла и Аспазии должно было увеличиться благодаря маленькой сцене, свидетелями которой они сделались.

В тот же вечер, когда Перикл с Аспазией в сопровождении Поликлета и Алкаменеса шли мимо стадиона и осматривали его, Аспазия, устав, присела отдохнуть на каменную скамейку. Толпа атлетов, принимавших участие в играх, встретилась с группой своих противников. Между ними завязался живой разговор: борьба продолжалась на словах, и любой успех подвергался резкой критике побежденных. Обсуждали, как случайно одолели их противники, как победа висела на волоске. Обвиняли своих противников в том, что они нарушили правила борьбы. Но все это мало помогало, и им часто приходилось переносить насмешки товарищей.

— Послушай, Теаген, — говорили одному, — со своими масляными повязками на голове ты пахнешь точно фонарная светильня!

— Смейтесь, — отвечал Теаген, еще молодой боец, которому в борьбе не повезло и у которого голова действительно была повязана пропитанной маслом повязкой. — Смейтесь, — сказал он, — я теперь узнал, что в состоянии вынести человеческое мясо и кости. Я получил в голову такой удар, который, мне кажется, раздробил бы камень. Поверьте, что кроме небольшого жара в голове я ничего не чувствую, зато спина немного беспокоит и побаливает от сильного удара о землю.

— Видно, что ты новичок, — сказали ему, — ты не знаешь, что не голова, а спина самая чувствительная часть человеческого тела.

— Твоя спина поправится в три дня, — сказал один, — но посмотри на меня — кто возвратит обратно мои зубы? Я охотно поменялся бы с тобой ролями: гораздо приятнее иметь зубы во рту, чем в желудке, так как я их проглотил после удара кулака мегарца.

— Ты их переваришь, — сказал один беотиец, Кнемон.

— Зато мне трудно приобрести столько мяса, сколько у тебя, — возразил Теаген.

Кнемон действительно был пожилой человек со множеством рубцов. Уши у него были сплющены ударами кулаков. Его широкая грудь и спина казались вылитыми из стали. Он походил на кованное бронзовое изображение. Мускулы на руках выступали как камни в русле реки, округленные постоянным течением воды.

— Неужели вы думаете, — вскричал он, — что я уступил бы кому-нибудь из вас, хотя я немного тяжел и не так легок на ноги, как вы. Да, конечно, я не смогу состязаться в скорости бега, но меня также трудно сдвинуть, как медную колонну — когда земля трепещет, я остаюсь на ногах.

Сказав это Кнемон положил руку на камень и продолжал:

— Попробуйте кто-нибудь сдвинуть меня.

И напрасно испытывали атлеты один за другим силу — Кнемон стоял неподвижно. Затем он протянул правую руку и, сжав ее в кулак, сказал:

— Попробуйте разжать мизинец.

Все пытались сделать это, но пальцы казались выкованными из бронзы.

— Это ничего не значит! — хвастливо вскричал аргивянин Стенелос. — Я могу остановить на полном скаку четверку, схватив за гриву.

— А я, — сказал Термиос, — однажды на Пилосе остановил за рог взбесившегося быка. Когда последний вырвался, то оставил рог в руке.

— Все это, конечно, подвиги силы, — сказал фессалиец Эвагор, — но сделайте то, что я сделал однажды в Ларисе: я украл сандалии с ног знаменитого скорохода Крезила, во время бега.

— Как! — вскричал спартанец Анактор. — Фессалийский скороход осмеливается хвастаться перед силачом? К чему быстрые ноги, если я опрокину тебя лицом на землю?

— Мои кулаки не менее тяжелы, чем легки мои ноги, — вскричал фессалиец. — Если я дотронусь до тебя, то тебе придется собирать кости с песка.

— Молчи! — вскричал спартанец. — А не то я вырежу тебе глаза, как повар рыбе.

— Вы воюете словами, — вскричал Кнемон, — не таков обычай атлетов. Докажите на деле.

— С удовольствием! — вскричали оба.

— Прекрасно, — сказал толстый фиванец, — но чего вы собственно хотите? Хотите ли вы состязаться в беге или поработать кулаками? Но вы знаете какое самое лучшее испытание для атлета, на котором проверяется физическая сила?

— Какое? — спросили в один голос Анактор и Эвагор.

— Лучшим испытанием атлета, — сказал фессалиец, — во всяком случае, остается испытание силы желудка. Вспомните Геракла, он побеждал львов, но в тоже время он съедал за один присест быка. Прикажите принести — я не говорю быка, потому что с Гераклом никто не может сравниться, но толстого здорового барана, разделите его на две равные части и съешьте за один присест — чей желудок раньше откажется служить, тот будет считаться слабейшим.

— Совершенно верно! — раздалось со всех сторон. — Анактор и Эвагор должны на наших глазах устроить первое состязание атлетов. Мы сейчас принесем барана и изжарим на вертеле.