Аспазия

Величествен и прекрасен казался герой, пораженный стрелой ангела смерти. Его мужественное лицо было так же кротко, как и при жизни, даже чума не обезобразила его благородных черт, казалось, что смерть не сразила Олимпийца, а возвела на ступени полного величия. Сократ не мог отвести взгляда от бледного лица женщины. Она казалась ему олицетворением Эллады, печально сидящей у смертного ложа благороднейшего из своих сынов. Как бледна и серьезна казалась, в чертах этой прекрасной женщины, некогда столь веселая Эллада!

Наконец, Аспазия подняла глаза и взгляд ее встретился со взглядом Сократа. Никакими словами не выразить чувства, отразившегося в этом взгляде.

Постояв немного, Сократ исчез, беззвучно, как тень, и снова бледная Аспазия осталась одна у смертного ложа великого эллина…

Сократ продолжал свое ночное странствование. Бесцельно бродил он по улицам в сильном возбуждении.

Под утро, он оказался у дома, в котором происходило какое-то движение, люди входили и выходили из него — это был дом Аристона, благородного афинянина.

Сократ остановился и узнал, что в эту ночь у Аристона родился сын. После стольких смертей, он наконец увидел пробуждающуюся жизнь…

Задумавшись шел Сократ от дома Аристона. Он поднялся на холм, с которого увидал освещенную лучами утреннего солнца Аттику. К Сунию шло подгоняемое свежим морским ветром судно. Это судно уносило сатира и вакханку, Манеса и Кору, на север, к новой родине. Они стремились туда, призванные основать царство добра на развалинах красоты, стремились вперед, воодушевленные своей любовью. Стоя на палубе, они смотрели на берег, прощаясь с Афинами…

Ф. Маутнер. Ксантиппа. Перевод с немецкого

I

После смерти своего знаменитого супруга Аспазия провела положенные шесть месяцев траура в полном уединении в доме, где умер великий Перикл. Окруженная лишь свитками и нотами, коротала время прекрасная Аспазия, но вот полугодовой срок миновал и она, удовлетворив требования приличий, готовилась снова появиться в свете. Хотя лишь немногие афинские богачи-подагрики помнили ее бурную молодость, однако она настолько сохранила свою красоту, что все добропорядочные женщины Афин питали к ней непримиримую ненависть.

Мужчины, напротив, держались иного мнения. К чести Аспазии надо сказать, что к ней благоволила не одна золотая молодежь, но и вышеупомянутые богатенькие старцы. При взгляде на пленительную вдовушку, они тотчас же забывали свою болезнь. Со времени вдовства, у Аспазии не было недостатка в женихах.

В числе прочих искателей ее руки был и один скульптор. Звали его Сократом. Всему свету, кроме самого Сократа, было известно, что Аспазия смеется над его любовью и терпит этого поклонника, давно перешагнувшего юношеский возраст, только ради его остроумной веселости. Этот человек обладал каким-то неодолимым очарованием; все невольно подчинялись ему, часто негодуя и возмущаясь против такого подчинения. Пока он был рядом, присутствующие платили мудрецу дань почтения, но стоило Сократу показать спину, как его поднимали на смех, потешаясь над неказистой внешностью и чудачествами бедного скульптора.

В сорок лет Сократ облысел; только на затылке у него вились длинные темно-каштановые кудри. Очень низкий ростом и уже с порядочным брюшком, он не ходил, а как бы приплясывал на своих поджарых ногах с необыкновенно длинными ступнями. Большие блестящие глаза Сократа имели неприятное свойство выпучиваться в минуты волнения; это портило красоту его благородного лба; маленький вздернутый нос почти исчезал между толстыми щеками, а широкий рот и толстые губы довершали безобразие чудака. Аспазия держала у себя прехорошенькую служанку, в Афинах про нее ходил слух, что она перецеловалась со всеми горожанами, достигшими юношеского возраста; один безобразный скульптор не удостоился такой чести.

И вот однажды Сократ явился к Аспазии. Стоял удушливо жаркий день. Усевшись возле хозяйки, гость сначала погрузился в созерцание своих довольно неопрятных ногтей, а потом сложил руки на толстом брюшке и сказал: