Ассасин

Король направился проведать Беренгарию, которая была еще очень слаба после выкидыша. Но вскоре он пожалел, что покинул совет: во-первых, ему бы следовало остаться, ибо сам он хотел поддержать кандидатуру своего племянника Генриха Шампанского, уже проявившего себя неплохим стратегом в военном деле, несмотря на молодость. А во-вторых… видеться с Беренгарией Ричарду было как никогда тяжело.

Происшедшее с ней несчастье озлобило его жену. Эта обычно тихая и покорная девочка теперь винила супруга во всех своих бедах.

– Вы предали дело Христа, связавшись с неверным, – желчно шептала она, вырывая у мужа свою влажную потную ручку и натягивая покрывало до самых глаз. Ее головка с гладко зачесанными каштановыми волосами утопала в подушках, глаза и нос были покрасневшими от непрерывного плача. – Я буду молиться о вас, Ричард, но… О Пречистая Дева! Как вы могли задумать такое предательство и отдать этим язычникам вашу родную сестру! Я не могла в это поверить… Я всегда думала, что мой супруг – лучший из воинов Христа во всем подлунном мире, а вы… Вы грешник! Все наши беды из-за вас! Это именно из-за ваших грехов мы потеряли наше дитя, из-за вас мы никогда не отвоюем Святой Град!

Ричард стремительно вышел. Слова искренне верующей жены вызвали в его душе смятение. Но Беренгария права: да, он грешник, он носит в себе зло, не слушает соратников, сошелся с неверными… грешил с Девой Кипра… Ричард был очень зол на себя за эту связь. Стоило ли ему перед походом так унижаться перед отцами Церкви на Сицилии, нести покаяние в одной власянице и позволить отстегать себя ради отпущения грехов, чтобы в итоге лукавый завел его в объятия блудницы? Но знатной блудницы, от которой так просто не отделаться. Куда бы ее услать, эту Деву Кипра? Слишком ценная заложница эта царевна, чтобы он мог оставить ее без присмотра. Может, отправить ее в Акру? Но он уже решил услать туда саму королеву, после того как его жене станет лучше, да и Пиону следует туда же отправить. С глаз долой жену и сестру! Однако если оставить Деву Кипра в Яффе, то Беренгария в Акре просто изведется от ревности. Да уж… Скверно. А еще скверно на душе из-за тревоги за кузину. Не так уж много они общались, и пусть Джоанна и сорвала его планы брачного союза сестры с аль-Адилем, но все же они родня, и долг Ричарда – позаботиться о ней. Ричард хотел было сперва отправить за Джоанной ее мужа Обри, но тот вдруг резко воспротивился: чтобы он возвращал жену, которая добровольно сбежала от него к сарацину? И даже намека не сделала мужу, когда Обри лично провожал ее к аль-Адилю! Теперь над ним потешается все воинство крестоносцев. О, Джоанна опозорила его, уверял де Ринель, и так злился, что даже шепелявил сильнее обычного, чем вызывал и смех, и жалость. Однако и понять его можно. В итоге Ричард взялся лично позаботиться о родственнице и отправил за ней графа Онфруа, дабы обговорить сумму выкупа за кузину. Ох, скорее бы уже Онфруа вернулся с Джоанной. Тогда хоть одной проблемой будет меньше. Да и совет рано или поздно должен прийти к какому-то решению. В любом случае…

Король не успел додумать мысль до конца, когда услышал сигнал тревоги. Оказалось, что прибыл гонец с известием, что на один из отрядов крестоносцев напали превосходящие силы сарацин. Ричард еще до начала второго совета отправил на заготовку фуража сотню пехотинцев под прикрытием тамплиеров, и вот на них-то и набросились тюрки числом больше четырех тысяч.

Ричард, как только узнал, что его люди заняли круговую оборону и стойко сдерживают атаку неверных, тут же вскочил на коня и стал отдавать приказы. Он торопился, ибо с пехотой фуражиров отправился и его друг Роберт Лестер, а король никогда не оставлял соратников в беде. Даже еще недавно упрекавший своего сюзерена епископ Солсбери умолял короля поостеречься, но Ричард только огрызнулся, сдерживая разгоряченного скакуна:

– Я их туда послал, и если они умрут без меня, то пусть никто не назовет меня больше королем!

Ричард мигом собрал отряд добровольцев, и каждый из них рвался примкнуть к своему непобедимому королю с сердцем льва. Крестоносцы строились в боевом порядке, и не прошло и получаса, как большой отряд понесся на помощь своим.

Сарацин пугало уже само имя Ричарда, а при его появлении они, даже в численном превосходстве, начинали испытывать ужас. Он же вихрем ворвался в их ряды, не чувствуя ни страха, ни усталости, и был подобен разящей молнии. Его оружие раз за разом вздымалось и опускалось, противники разбегались, не обращая внимания на пытающихся убедить их эмиров, что-де сарацинских воинов больше числом, что на их стороне Аллах, что вот сейчас они…

Но ничего поделать они уже не могли. В бою Ричард, неустрашимый, как бог войны, был в своей стихии, он носился по полю, подбадривая крестоносцев зычным голосом, в котором гремел металл, голосом, который не знал снисхождения. И если в рядах его войска возникала брешь, он сам бросался в нее, увлекая за собой рыцарей, и как только они занимали ее, вновь наседал на врагов, крушил их, разил, побеждал!