Ассасин

— Уже ничего не думаю. Устал думать… Голова трещит. Может быть, они ошиблись? Ничего ни о каких пакетах я не знаю. Так им и говорил. Похоже, они поверили.

Верхняя пуговица у Мигунова была расстегнута (он предпочитал носить рубашки и свитера), на шее поблескивала золотая цепочка. В качестве объекта наблюдения он облюбовал двух мужичков, которые, прислонившись к фонарному столбу, попивали пиво. На их лицах отчетливо отражался похмельный синдром, но после первых глотков живительного напитка в глазах отразилась благодать, и охотно верилось, что на земле не было сейчас более счастливых людей, чем эти двое.

— В таких вещах не бывает случайностей. Все это очень напоминает какое-то серьезное предупреждение. Ты им как-то мешаешь, вот поэтому они решили тебя устранить с помощью этой женщины.

— Вот только кто же они?

Мигунов развел руками:

— Ну, брат, вот это ты должен знать. Кстати, насколько я помню, ты ведь служил в спецподразделении «Скиф»?

Анисимов попытался сохранить невозмутимость. Об армейской жизни рассказывать он не любил, в ней имелось немало такого, что хотелось бы позабыть. Но частенько воспоминания выползали из подсознания в виде весьма впечатляющих образов. И тогда он просыпался в холодном поту от скрипа собственных зубов и долго не мог поверить, что лежит в комнате на кровати, а то, что он принимал за явь, — не более чем расшалившееся воображение.

В его армейской жизни было все неожиданно, включая призыв в спецназ. Из тридцати отобранных туда человек двадцать четыре происходили из семей потомственных охотников, выросших в тайге. А следовательно, генетически каждый из них обладал сверхчувствительным восприятием, которое не раз уберегало подразделение от неминуемых потерь.

После окончания училища в числе трех десятков выпускников он был направлен во Вьетнам перенимать опыт маскировки, которая делала местные подразделения почти невидимыми.

Это была первая запоминающаяся командировка, за которой вскоре последовала вторая, но в этот раз в Южную Америку. Из высокой башни, расположенной на горном перевале, нужно было вытащить одного нелегала. Своеобразный тест на выживание, который они сдали на «отлично». После этой операции через месяц их переправили в Замбию.

В общей сложности таких серьезных боевых операций было четырнадцать, каждую из которых он помнил в мельчайших деталях. Самой сложной была вылазка в Гималаи, где они в одежде местных жителей должны были прикрывать отход дипломатической миссии, неожиданно оказавшейся в центре разборки двух могущественных местных кланов. Тогда из двадцати четырех человек погибли пятеро. Это была одна из самых серьезных потерь.

Об этих операциях он не рассказывал даже самым близким. В офицерской книжке у него было написано, что пять лет он прослужил в ракетной части. Демобилизовавшись, Игорь долгое время старался не спать в присутствии посторонних, боясь, что воспоминания, свившие уютный уголок в подсознании, могут прорваться в сонном бреду.

Потом он был переведен на точку в ракетную часть, где прослужил еще полтора года, а незадолго до того, как вышел в отставку, дал подписку о сохранении государственной тайны. Надо признать, ему было что скрывать. В одном из пунктов документа, который он подписал, было написано, что в случае разглашения подробностей операций он будет уничтожен. Анисимов нервно сглотнул: а может, это привет от прежних сослуживцев, которым показалось, что он недостаточно ревностно хранит армейские секреты?

— Я никогда тебя не спрашивал, чем ты там занимался в «Скифе», — глуховатым голосом продолжил Мигунов. — Но мне кажется, что ты больше чем оператор на ракетной точке… А когда мне позвонили несколько человек, хлопоча о твоем трудоустройстве, я понял, что ты не совсем тот человек, за которого себя выдаешь. Признаюсь тебе честно, я даже отнесся к тебе с некоторой настороженностью. Думал, что наш отдел взяло под контроль ФСБ. А если так, значит, мы где-то не справляемся со своей работой и чего-то нарушили. А ты оказался ничего… своим человеком.

Игорь невольно улыбнулся. Полковник Мигунов никогда не разговаривал с ним столь откровенно. Значит, сейчас для этого у него имелись веские основания.

— И как же вы мне поверили?

— Я ведь тоже не без друзей, — многозначительно протянул Мигунов. — Пробил тебя как следует… Мне сказали, что за тобой ничего не числится и что тебе можно доверять.

— Спасибо.

— Так вот я к чему это… Не знаю, кем ты там был на самом деле, но для обыкновенного ракетчика ты слишком расторопный. Я хочу спросить, может, за тобой тянется какой-то хвост прежней жизни?

Анисимов отрицательно покачал головой:

— Не думаю… Я уже основательно позабыл о том периоде своей жизни. Это было как будто бы не со мной. Но ты все-таки не думаешь, что эту женщину убил я?

Мигунов усмехнулся:

— Разумеется, нет. Ты бы это сделал гораздо тоньше. К тому же ты слишком любишь женщин, чтобы их убивать.

— Это уж точно, — легко согласился Анисимов.