Ассасин Его Святейшества

Языка я не понимал, но видел, как меняются его чувства по мере изложения событий. Поначалу мужчина говорил спокойно, чуть ли не обыденно. Однако постепенно голос его повышался, а губы стали подрагивать в усилии сдержать слезы. Чашку он сжимал так, что костяшки пальцев побелели. Время от времени Беортрик прерывал, выспрашивая те или иные подробности, и гепид собирался с мыслями, пытаясь что-то вспомнить. Раз или два во время повествования он указывал в разные концы огороженного круга.

Когда он закончил повествование, саксонец обернулся ко мне:

– Тебе стоило бы делать записи. Вероятно, он наш единственный свидетель.

Я принес из седельной сумки пергамент, чернила и перо. Кунимунд следил за каждым моим шагом с поистине собачьим вниманием. У меня мелькнула мысль, что в представлении гепида записывание его истории как бы увековечивает память о тех, кто погиб в тот день.

– Его рассказ согласуется с моими воспоминаниями, – начал Беортрик. – Наше войско наступало гораздо быстрее, чем авары ожидали. Оно застало их врасплох. Каган собирался прибегнуть к своей обычной тактике – отходить и затягивать переговоры, пока у наступающих не иссякнет порыв и они не уйдут восвояси.

– А что там насчет клада? – напомнил я.

– По словам Кунимунда, все золото и серебро было сгружено на повозки, готовые сопровождать отход. Но воинство Фриуля появилось перед палисадом прежде, чем отход начался. Все, кто был внутри Хринга, оказались в западне.

– Кунимунду известно, были ли среди сокровищ какие-нибудь особенные изделия, вроде золотого сосуда с воином? – уточнил я.

Беортрик адресовал мой вопрос гепиду и, получив ответ, перевел:

– Он говорит, сокровищами в основном были монеты, в мешках и сундуках. Но были и кое-какие предметы – золотые блюда, украшения. Сам Кунимунд однажды прислуживал на пиру кагана с его знатью, и там было выставлено много драгоценных золотых вещей. Но какие именно, он толком не помнит.

Я скрупулезно записал все сказанное Беортриком, хотя все это звучало слишком обтекаемо, чтобы удовлетворить требование архиепископа насчет описи клада.

– Что произошло дальше? – задал я новый вопрос.

– Когда враг подошел к Хрингу, слугам кагана было приказано снять сокровища с повозок и закопать. Но сделать это как следует было уже слишком мало времени, – стал переводить мой спутник.

Потом он прервался и некоторое время ждал, пока гепид наполнит ему деревянную чашку молоком из глиняного кувшина. Прежде чем продолжить, саксонец сделал глоток.

– Я попросил Кунимунда показать нам, где были закопаны сокровища, – сказал он наконец. – Он говорит, что знает то место, потому как был в артели, что копала под них яму. Хотя там, разумеется, ничего не осталось. Враги все оттуда вытащили, после чего предали Хринг огню.

– Как Кунимунд выжил во всей этой перипетии?

– Его окружили вместе с остальными пленными, но взять его в рабы никто не захотел из-за изломанной ноги. Он ускользнул и спрятался среди разрушенных построек. Когда войско подожгло Хринг, он сумел проползти через пламя и в конечном итоге выбрался наружу. И скитался, как зверь, несколько месяцев.

От меня не укрылось, что Беортрик ни словом не упомянул о своем личном участии в той резне.

– Попроси Кунимунда показать нам, где были зарыты сокровища, – предложил я.

Мы поднялись и вслед за гепидом прошли к месту невдалеке от южной стены. Там он остановился и указал на канаву в земле.

– Кунимунд говорит, сокровища были закопаны здесь, не очень глубоко, – сказал мой спутник.

Смотреть было, в сущности, не на что, но на всякий случай я зарисовал примерное расположение ямины.

Мы побрели обратно через угли и обломки. Лошадей наши сторожа, оказывается, поставили в загон для скота. Солдат, который кашлял, теперь лениво рылся в развалинах одной из хижин, очевидно, в надежде, что там завалялось что-нибудь полезное из того, что войско проглядело при разграблении Хринга.

Я попробовал наскрести какие-нибудь дополнительные крупицы сведений.

– Спроси Кунимунда: может, он что-то видел или слышал, что именно было среди сокровищ, когда крепость взяло наше войско? – вновь обратился я к саксонцу. – Может, он что-нибудь такое заметил?

Но гепид в ответ на заданный Беортриком вопрос покачал головой.

– Он валялся с раздробленной ногой. Так что ничего не знает, – перевел мой товарищ.

Я мрачно оглядел свои записи. Написать получилось всего несколько строк, чего явно было недостаточно для сколь-либо подробного перечня сокровищ. Пожалуй, придется напрячь воображение – быть может, сделать дополнительную зарисовку Хринга с несколькими правдоподобными деталями? Пусть Арн хотя бы убедится, что я действительно побывал в крепости.

Тут вопрос задал сам Кунимунд. Судя по выражению его лица, он действительно старался чем-нибудь помочь.

– Что он говорит? – спросил я у саксонца.

– Что он служил пастухом, а еще и конюшим у кагана. Он сожалеет, что не может что-либо рассказать о ценных предметах. Единственные ценности, что находились в его ведении, – это конская упряжь кагана и разные шорные предметы.