Ассасин Его Святейшества

– А ты не боишься за себя, после того что сталось с твоим племянником?

Водянистые, с красноватыми веками глаза старухи взглянули на меня, как на непроходимого тупицу.

– Так стал каганом и Кайям, – рассказала она.

– То есть он убил своего предшественника? – не сразу понял я.

– Тот явил слабость, – ответила старуха и добавила так, словно это объясняло и прощало все: – И вообще он был другого племени.

С этим она пошаркала прочь, что-то бормоча себе под нос.

Спустя полчаса стали слышны крики – в отдалении и непонятно где именно, но резкие и настойчивые. А затем я услышал шум: частый топот бегущих ног. Кто-то с судорожной стремительностью мчался по проулку возле нашего дома. Мимо двери этот человек пронесся, не сбавляя хода, и в его дыхании навзрыд чувствовались отчаяние и слепая паника. Не прошло и минуты, как послышался топот погони: несколько человек, мчавшихся стаей. Мимо нашей двери они тоже пронеслись без остановки, и было что-то жуткое в том целенаправленном молчании, которое они хранили на бегу, – ни возгласов, ни перекликаний, лишь дробный перестук ног, истаявший вскоре где-то вдали. Когда все стихло, я приник глазом к щелке в хлипких дверных досках. Но увидел я лишь серый забор домишки, стоявшего напротив. Может статься, соседи Фаранак тоже заперлись там у себя в тревожном выжидании.

Вокруг царило зловещее спокойствие.

Глава 12

Те три дня, что показались вечностью, мы с Фаранак просидели, съежившись, у себя в лачуге, словно затравленные лисы в норе. Ютились мы в полутьме и в заметно растущей вони. Пищей пробавлялись холодной из опасения, что дым от очага может привлечь внимание. Дневную норму воды составляли четыре мелких плошки на человека, а в отхожее место мы пробирались тайком, боясь произвести малейший звук. Фаранак большую часть времени спала, а я, расположившись поближе к двери, напрягал слух в попытке уловить, что там делается снаружи. Для закупоренного в темноте это была, пожалуй, единственная надежда прояснить, что все-таки происходит вокруг. А вокруг стояла почти полная, неуютная тишина. Притихли даже дети и собаки, а временами казалось, что городище и вовсе покинут и люди из него ушли. Занять ум было особо нечем, и я взялся размышлять, отчего все-таки Беортрик подал мне предупредительный знак как раз перед тем, как тудун выхватил нож. Было ясно, что саксонец однозначно причастен к заговору – иначе зачем он наполнял золоченый череп до краев, заботясь о том, чтобы Кайям напился допьяна? Но почему он решил предупредить меня, хотя до этого упорно избегал, оставалось загадкой.

Незаметно я заснул, где сидел, прямо на ступеньках, ведущих от порога вниз, а очнулся от громкого настойчивого стука в дверь. Голова у меня была оперта о дверные доски, так что стук грохотал, будто по мозгам. Всполошенный и словно похмельный, я неловко поднялся, чуть не скатившись при этом со ступенек. Во рту было сухо и мерзко. Сквозь щели тянулись горячие, веселые полосы света. Оказывается, уже давно взошло солнце, а значит, пряткам шел уже третий день.

– Зигвульф, ты там живой? – послышался из-за двери знакомый голос.

Это был Беортрик.

Я оглянулся через плечо. Фаранак все еще спала – из-за глухоты она, судя по всему, не расслышала грохотания в дверь.

Я отомкнул засов и осторожно приоткрыл дверь, не зная, чего ожидать. После трехдневного сидения в сумрачной лачуге свет солнца был таким ослепительным, что я невольно зажмурился и прикрыл глаза ладонью. Беортрик стоял на улочке один. Одет он был столь же добротно, что и в прошлый раз.

– Я пришел за тобой, – объявил он.

На лице его не было ни тени раскаяния в том, что пять месяцев назад он меня откровенно бросил. Вид мой бывший попутчик имел уверенный, слегка непринужденный.

– Пойдем, – повторил он.

– Куда ты меня собрался вести? – спросил я, чувствуя в своем голосе злую обиду.

– На погребение, – ответил саксонец.

– Здесь престарелая женщина, – сказал я, кивая в глубь комнаты. – Моя обязанность за ней смотреть.

– Она теперь не твоя забота, – грубовато отозвался неожиданный гость.

Заново проникнуться к Беортрику доверием было не так-то просто. Мелькнула даже мысль, не вернуться ли к идее побега (зря, что ли, готовил седло и самодельную сбрую?), но саксонец уже удалялся по тропинке вверх.

Я заспешил следом. В голове мельтешили вопросы, точно так же вдогонку друг за другом. Хотелось спросить, отчего мой спутник не признал меня тогда, на празднике зимнего солнцестояния, и чем он занимался эти долгие зимние месяцы. Но Беортрик, похоже, был не в настроении разговаривать, и между нами, пока мы шли, установилось неловкое молчание. Мы прошли через городище, постепенно отдаляясь от реки, и при этом я украдкой оглядывал встречные проулки. Ничего здесь особо не изменилось, хотя людей на улицах и в переулках стало вроде как меньше обычного. Но и весеннее переселение, безусловно, еще не началось.

Наконец, скрывать любопытство стало выше моих сил.

– Не было ли чего слышно от короля Карла или архиепископа Арна? – собравшись с духом, задал я вопрос.