Ассасины

— Я столкнулся с ним в Париже, сразу после войны, — сказал Данн и сунул в рот очередную малиновую пастилку. Потом потуже замотал шарфом горло, поплотней запахнул полы двубортного макинтоша. Облака уже почти полностью затянули небо, солнца не было видно. И собор Нотр-Дам сразу стал казаться мрачным, уже не таким воздушным и устремленным ввысь, хмурое небо словно придавило его. — Это было не слишком сложно. Кесслер был поистине вездесущ. Мы встречались несколько раз, выпивали. Этот человек заинтриговал меня, у него были такие оригинальные взгляды на войну, пусть даже общую картину можно было составить из разрозненных, вроде бы никак не связанных между собой высказываний и ремарок. Я тоже вроде бы ему понравился, шустрым и сообразительным был тогда парнишкой, к тому же разделял его взгляды на Ватикан. И, не побоюсь этого слова, я его смешил и забавлял, пусть даже и был священником. Не хочу себе льстить, но тогда мне казалось, что я питаюсь его умом, хотя на самом деле то была игра Эриха, это он ощипывал и разделывал меня, точно рождественскую индейку. Ладно, как бы там ни было, я потерял его след. Но он был не из тех людей, кого легко забыть... так и засел в памяти, я даже сейчас порой мысленно советуюсь с ним, спорю... Последнее, что о нем слышал, так это будто бы он должен вернуться в Европу, один человек говорил. А потом я прочел рукопись Д'Амбрицци, узнал обо всех этих ассасинах, о вещах, за которые Церковь готова убить, лишь бы только правда не выплыла наружу. Ну и я начал прикидывать и складывать в уме все имеющиеся факты: Вэл, Локхарт и Хеффернан мертвы, убийца, судя по всему, какой-то священник... не нужно быть семи пядей во лбу, чтоб выявить связь. Но единственное, что меня смущало и останавливало от дальнейших умозаключений, так это связь между двумя совершенно разными эпохами, разделенными сорока годами. И единственным человеком, с которым мне хотелось бы поговорить о тех, давних, событиях, является Эрих Кесслер. Он много знает, он не священник, мало того, даже не католик, ему больше нет смысла держать все это в тайне. Более того, у него есть все причины отомстить католической Церкви, которая пыталась убить его, сделала калекой на всю жизнь.

— Но как его найти, черт побери?

— Я уже говорил, ходили слухи, что он прибывает в Европу в связи с резким ухудшением здоровья. Правда ли это? Не знаю... Может, то специальная кампания по дезинформации? Должен сказать, это очень на него похоже. Короче, я решил, что Викарий, или Робби Хейвуд, тоже может быть как-то связан с Кесслером. Приехал в Париж и был в шоке, узнав, что убийца-священник успел расправиться и с Викарием... и что вы... вы успели побывать там еще до меня. Меня прямо как обухом по голове ударило. Все осложнялось с каждым днем, похоже, от этого убийцы нет спасения, но Создатель в бесконечной мудрости своей все же пощадил Клайва Патерностера, который знал примерно столько же, сколько и Робби. И тогда я поручил Клайву заняться поисками Кесслера, а сам отправился на ваши поиски... Бог ты мой, никогда в жизни еще так не психовал, был уверен, что найду в Ирландии ваше окровавленное тело...

* * *

Начался дождь. Такой многообещающий, теплый и солнечный день оказался иллюзией. Реальность опустилась на Париж, как темный платок, наброшенный на клетку с попугаем. Город затих и как-то сразу поблек.

Мы шли по набережной Сены, останавливались, листали книги с картинками, рассматривали старинные фолианты с обтрепавшимися уголками и репродукции на лотках уличных торговцев. Капли дождя постукивали по оранжевым и коричневым опавшим листьям, испещряли поверхность Сены мелкими пузырьками.

Мы выжидали.

Затем решили полакомиться печеными яблоками, начали с них, перешли на горячие сандвичи с сыром и ветчиной, которые запивали пивом «Фишер». В лабиринте узеньких улочек, позади огромного книжного магазина «Жибер Жен», завсегдатаями которого были студенты Сорбонны, остановились поглазеть на витрину магазина игрушек. Там был выставлен револьвер, копия полицейского «Смит и Вессон». Отец Данн проявил ко всем этим экспонатам недюжинный интерес. Я еще подумал, что револьвер ничуть не походил на игрушку, выглядел как настоящий. Казалось, даже сквозь толстое стекло можно было почувствовать запах смазки, то ли из масла льняного семени, то ли из чего-то другого, что используют для ухода за оружием.

Данн указал на пистолет.

— Невероятно, правда? Запросто можно ограбить банк, имея на руках такую пушку.

— Думаю, да. Помните, с какой игрушкой вышел Диллинджер из тюрьмы «Гринкастл», штат Индиана? С деревянным пистолетом, который сам вырезал и покрасил гуталином. Люди так доверчивы.

— Да, полагаю, что так.

— Конечно, доверчивы. В противном случае вы бы просто остались без работы, отец. Само существование Церкви доказывает это.

— Вы просто нахал и безбожник, Бен!

— В точности так же говорил мой отец. И знаете, я отвечу вам, как отвечал ему. От такого же слышу.

— Вы вроде бы говорили, что потеряли в Ирландии пистолет.

Я кивнул.

— Сомнительная история.