Ассимиляция

С этой точки он однажды заметил, как под водой, за песчаными дюнами, мелькнуло нечто огромное, подобное тени, такой темно-серой и глубокой, что она резко и отчетливо выделялась на фоне голубого неба гладкой и плотной своей поверхностью. Даже в бинокль не получалось разглядеть, что это за создание или во что именно оно может превратиться, если наблюдать за ним достаточно долго. А возможно, это «нечто» рано или поздно распадется на тысячи отдельных фигур и окажется огромным косяком рыб или же просто игрой света в воде, цвет которой постоянно меняется, и это непонятное явление просто исчезнет, окажется иллюзией. За пять лет работы здесь он уже успел приспособиться и перестал испытывать состояние неловкости, разрываясь между тем, что знал и не знал об этом земном мире. И вовсе не стремился сейчас познать великие его тайны, не больше, чем в те моменты, когда во время церковных проповедей мир вдруг начинал казаться ему таким загадочным и прекрасным. Просто еще одна хорошая история, которую можно рассказать в деревенском баре, того рода история, которую ожидают от смотрителя маяка. Если эти люди вообще хоть что-то от него ожидают.

– Вот почему эти линзы здесь представляют для нас особый интерес: то, как они приводятся в действие, вращаются и как это соотносится с историей обоих маяков, – раздался у него за спиной голос Сьюзен. Очевидно, она вела разговор с Саулом в его отсутствие, даже не заметив, что он успел подняться, может, даже считала, что он ей отвечал. У нее за спиной маячил Генри – казалось, он вот-вот рухнет под тяжестью ноши, хотя мог бы давно привыкнуть к подъему по этой лестнице.

Поставив коробку на пол и немного отдышавшись, Генри заметил:

– Отсюда у вас открывается просто потрясающий вид. – Он говорил это каждый раз, так что Саул перестал обращать внимание и отвечать, даже из вежливости.

– А вы на этот раз надолго? – спросил Саул. Обычно эти двое приезжали на две недели, и он давно перестал спрашивать, опасаясь ответа.

Глаза Генри, обведенные тенями, сузились.

– На сей раз у нас имеется разрешение до конца года.

Голова у него всегда была склонена вправо – то ли результат несчастного случая, то ли родовая травма, – и особенно заметно это было, когда он говорил: правое ухо почти касалось слегка вздернутого плеча. Саулу казалось, что он походит на заводную куклу.

– Просто напоминаю. Прикасаться к прожекторам можно, но вмешиваться в их функции нельзя ни в коем случае. – Он повторял и будет повторять это предупреждение каждый день. Потому как в прошлом у них появлялись весьма странные идеи на тему того, что можно, а что нельзя.

– Расслабься, Саул, – сказала Сьюзен, и он заскрежетал зубами. Ему не понравилось, что она назвала его по имени. А ведь поначалу они называли его мистер Эванс – это ему нравилось куда больше.

Он всегда испытывал почти детский восторг, указывая им отойти и встать на коврик, под которым находился люк, ведущий в помещение для наблюдения. Некогда, до автоматизации, там хранились все средства и устройства для поддержания света. Контрабандисты использовали его по тайному соглашению с одним из бесчестных его предшественников. Парочка не подозревала о наличии этой комнаты, и он радовался, словно ему удалось уберечь хотя бы один отдел своего мозга от их экспериментов. Кроме того, если эти двое так наблюдательны, как думают, они бы уже давно догадались, для чего предназначена небольшая скоба у верхней ступеньки.

И вот, довольный тем, что они разместили свое оборудование и вроде бы не собираются ничего нарушать и трогать, Саул кивнул и ушел. Он спускался по лестнице и где-то на полпути вдруг услышал наверху звук – словно что-то сломалось или разбилось. Звук не повторился. Саул поколебался, затем пожатием плеч отмел подозрения и продолжил спускаться по винтовой лестнице.

Оказавшись внизу, он занялся уборкой двора и наведением порядка в сарайчике для инструментов, где царил сущий бардак. Не один из досужих наблюдателей удивился бы, увидев, как смотритель маяка обходит свои владения вокруг башен, перебирается с места на место, точно краб-отшельник без раковины. Но на самом деле работы тут было невпроворот, и каждый день приходилось что-то чинить и подправлять, поскольку место открытое, а штормы и соленый воздух делают свое черное дело, грозя разрушить и уничтожить все. Особенно тяжко приходилось летом, на жаре, когда налетали и больно жалили мухи.

Он работал на заднем дворе и осматривал лодку, которую держал под навесом, как вдруг появилась Глория. Навес упирался в гряду из песка и ракушечника, что проходила параллельно пляжу, дальше цепочкой тянулись скалы, уходили в море. Во время приливов волны оставляли на берегу заводи, полные морских анемонов, голубых крабов, морских звезд, улиток и морских огурцов.