Ассы – в массы

А.Т. Интернет, не смотря на количество мусора, превратился в коллективный общепланетарный разум. То же самое происходит и вне виртуальной среды. Рамки национальные размыты, и возможно, что будет выстроена пирамидальная, но уже общепланетная система управления и распределение функций. Но при этом даже общепланетарная аристократия и новая мировая культура будет нуждаться в новой доктрине, культуре и мифе. Я постоянно знакомлюсь с разными людьми в разных точках планеты, и знаю, что интерес к местной деятельности и действительно интересным деятелям есть.

А у местных теперешних обывателей… Все, что оставалось от этой мощной эпохи героев и памятников, все хорошее, растаскивают вплоть до дверей, как в консерватории, делают вместо этого муляжи и перекрашивают. Стадион тот же на Динамо или гостиница «Москва». Я так подозреваю, что поле для зарабатывания быстрых денег, в том числе на застройках, настолько исчерпалось, что осталось только разрушать и переделывать, перебирать. Тот же Большой театр, например, можно перебирать до бесконечности или асфальт по многу раз укладывать. Но это внешняя оболочка, а метафизически, конечно, это все подмена чего-то настоящего на муляжи и виртуальные ценности. Это во всем мире так, но у нас выражено особенно.

Артемий Троицкий

Журналист, активный участник неформальных коммуникаций восьмидесятых, в девяностых – главный редактор русской версии журнала PLAYBOY

.

А.Т.

Несмотря на то, что до тринадцати лет я прожил в Праге, в Москве мне нравилось – притом, что жизнь тогда была не ахти какая радужная: «Леонид Ильич Брежнев лично», комсомол, КГБ и все прочие дела – но, тем не менее, у нас было свое, абсолютно автономное от Советского Союза, можно сказать, подполье, и мне очень нравилось это подполье обустраивать и делать его интересным. Я никого не искал, я никогда ни к кому в двери не скребся, челом не бил. Еще в школе в девятом классе я писал сочинение по «Преступлению и наказанию» с позиции дзен-буддизма. Я тогда этим делом очень увлекся и читал Судзуки Тэйтаро. И еще какие-то дзенские книжки. И на это подсел, потому что очень любил в детстве Сэлинджера и в каких-то литературоведческих трудах о Сэлинджере я вычитал, что он, оказывается, адепт дзен-буддизма. И стал узнавать «а что такое дзен-буддизм?» – и этим делом увлекся… А из-за увлечения к обустройству неформального пространства я с другом Сашей стали делать в Москве дискотеку. Люди тогда даже не знали, что такое дискотека, но в Чехии дискотеки были, и я про них знал. И с 1972-го по 1974-й год вел дискотеки в главном корпусе МГУ, в кафе Б-4. И, соответственно, по этой самой цепочке, на дискотечную наживку выловился журнал «Ровесник». Поскольку оказалось, что писать у меня получается, возникли и какие-то другие журналы. Но, журналистикой я стал заниматься не по собственной инициативе. Это меня нашли. Явилась женщина из журнала «Ровесник». Говорит: «Вот вы тот, кто нам нужен, а то нас заваливают письмами, просят рассказать о рок-музыке, а мы обратились в Союз композиторов, в Союз журналистов, и нет у нас в СССР ни одного специалиста по рок-музыке, а вы так интересно все рассказываете, давайте вы нам будете что-нибудь писать». Вот, собственно говоря, именно таким образом началась моя журналистская карьера.

Артемий Троицкий, 1996 год. Фото Сергея Борисова

Учился я в Экономико-статистическом, и по этой резьбе из меня должен был получиться математик-экономист, но не вышло. Чему во многом способствовало мое увлечение меломанией и близость к столичному андеграунду. Когда я закончил высшее учебное заведение, мне надо было идти работать по распределению в организацию под названием ЦСУ – Центральное статистическое управление СССР. Это был 77-й год. Мне очень не хотелось идти туда работать. И я не пошел. И за мной охотились милиция, военкомат и прочие. Я скрывался, потому что мне категорически не хотелось идти работать в совковую контору. Потому что я знал, что я там буду себя чувствовать плохо. И точно также с большим риском ушел от армии. В институте у меня была военная кафедра, где меня тут же возненавидели преподаватели. С военной кафедры меня отчислили за дерзкие речи, длинные волосы, не армейскую манеру одеваться и нежелание идти на какие-либо уступки. Это означало автоматическое отчисление из института и то, что тебя просто отсылают в армию. Тем не менее, я на это пошел. И без всякого блата, ценой своих собственных актерских усилий, я смог сделал так, что получил белый билет. Стал тунеядцем, бегал и рисковал угодить на этот раз не в армию, а в тюрьму, как это произошло с братом Пети Мамонова, который был примерно в такой же ситуации. Тем не менее, я перегнул эту ситуацию, я нашел даже в тогдашнем совке для себя лазейки и в результате смог заниматься тем, к чему стремился – легализованным бездельем. Ситуация же в московском андеграунде конца семидесятых на период легализации рок-музыки и движений, которые пошли в этой канве, была на мой взгляд такая…