Астрахань - чёрная икра

Более двух часов шума, плеска и скорости совсем утомили меня, я задремал и проснулся от жары. Я опять был в горячей Астрахани. В заповеднике, среди воды и ветра гораздо прохладней и гораздо легче дышится. У пристани меня ждал знакомый газик с шофёром-казахом и Крестовниковым. Крестовников был то ли смущён, то ли раздражён, я это почувствовал, но старался держаться дипломатично, очевидно, выполняя инструкцию Ивана Андреевича. Говорил он теперь со мной только на деловые темы. Сначала спросил, где книги об Астраханском крае, которые он мне дал. Я ответил, что оставил их на «Плюсе». Тогда он указал мне на объёмистые упакованные пакеты. В пакетах было несколько банок зернистой икры, несколько банок икры паюсной, связки сочной янтарной воблы, а также металлические коробочки консервированного балыка.

— Икра и вобла — подарок от Ивана Андреевича, — сказал Крестовников, — а за балык вам придётся заплатить, поскольку он не с облпотребсоюзовской базы.

И назвал сумму. Я ответил, что за подарок благодарю, но от балыка, к сожалению, отказываюсь, так как поиздержался и денег у меня осталось только на билет. Крестовников положил пакет с балыком назад под сидение, пакеты с икрой и воблой попросил спрятать в чемодан и прикрыть моими вещами, так как в аэропорту предстоит таможенный осмотр пассажиров. Я, правда, был удивлён, каким это образом от таможенников можно укрыться в собственном чемодане. Но сделал, как предложил Крестовников. Мы поехали той же, запомнившейся мне дорогой мимо высохшей речки-скелета. В последний раз ощутил я на своих губах привкус тяжёлой, пряной астраханской пыли.

Таможенный осмотр был весьма строг, самый настоящий, пограничный, и я даже разволновался. Перед трапом, ведущим в самолёт, стояла длинная скамейка, и пассажирам предлагали ставить на неё свои вещи, в которых ковырялись таможенники. Непосредственно передо мной задержали с недозволенным для вывоза из Астрахани рыбным грузом какого-то восточного человека. Тот кричал, ерепенился, показывал какие-то бумаги, но было ясно, что он уже в руках закона и вряд ли куда-либо полетит. Были, конечно, в основном случаи мелкие, кончавшиеся просто конфискацией товара. Люди знали о таможенном осмотре и боялись рисковать. Но восточный человек или был не осведомлён, или был слишком уж хитёр себе во вред. Он вёз чемодан воблы, а это уже уголовщина по статье — спекуляция и хищение.

Я оглянулся. Крестовникова не было. Он ушёл, испарился, не попрощавшись. Наверно, из-за Томочки. Что-то она ему обо мне наболтала. Да и Ваал с ними. Я никого из них не хочу помнить, кроме Оснельды. Однако сейчас мне даже и не до Оснельды. Другое душевное состояние, другая температура тела. Стучит сердце, стучат пульсы в висках и у запястий. Я боюсь закона, я боюсь палачей-фельдфебелей с красными, кровяными пятнами под фуражками. С бархатно-зелёным околышем фуражечки. Может быть, Крестовников, этот выродок рода миллионеров, бывших владельцев волжской икры, умышленно подложил мне опасный груз в чемодан? Ведь у него было преступное, враждебное лицо. «Выложить всё самому, — мелькает мысль, — признаться во всём, пока не поздно».

— Следующий.

Механически ставлю свой нелегальный чемодан на скамью правосудия. «Как глупо, как глупо, — стучат пульсы, — вот тебе, вот тебе, вот тебе и путешествие в Астрахань».

— Откройте чемодан.

Открываю с решимостью лунатика.

— Ваш билет.

Даю билет. На красном пятне под козырьком фуражки проступают глаза. Глаза смотрят на меня. Руки сыщика-профессионала делают несколько быстрых, цепких движений внутри чемодана по моим мятым брюкам и рубашкам. Отдают билет.

— Можете идти. Следующий.