Астраханский край в годы революции и гражданской войны (1917–1919)

В Николаевском уезде присланные из Астрахани продотряды также столкнулись с сопротивлением. В июне им удалось взять 50 000 пудов спрятанного хлеба, но «цены набивали некоторые местные Советы, состоящие из буржуазных элементов. Эти Советы были разогнаны красноармейцами, и на их месте были созданы новые трудовые Советы»[973].

В июле в Енотаевске произошел военный переворот, осуществленный военным комиссаром Москаленко. Недовольный составом ряда местных Советов, инициативный комиссар решил их разогнать и ввести военное положение. Председатель уездного исполкома отменил это решение. Москаленко арестовал его[974], после чего разогнал IV уездный съезд Советов, и часть его делегатов тоже арестовал[975].

Вслед за этим в августе-сентябре в Енотаевском уезде было принудительно ликвидировано значительное число волостных и сельских советов ввиду «преобладания в них кулаков». 25 сентября прошел внеочередной Енотаевский уездный съезд Советов. Он закрепил проведенный переворот, но социальная цена решения оказалась непомерно высока.

Попытка создания комитета бедноты, например, в богатом садоводческом селе Сасыколи[976] со всеми вытекающими из нее последствиями в виде конфискаций и реквизиций была воспринята крайне отрицательно. После того как комбед обложил жителей контрибуцией в 423 000 руб.[977], сельчане напали на местных коммунистов и председателя Харабалинской секции тов. Полякова. Последнего избивали палками по голове, держа за руки, и только благодаря огромной физической силе Полякову удалось вырваться из рук разъяренных линчевателей. Такое же выступление произошло в находящемся в 35 км южнее селе Харабали.

В оба села был выдвинут Енотаевский партизанский конный отряд военкома Москаленко. Богатые крестьяне, организовавшие выступления, бежали в степь. Подавлению выступлений способствовал продвигавшийся по железной дороге в Астрахань «Ленинский полк», сформированный в основном из балтийских матросов.

1 сентября во время перевыборов исполкома Совета села Пироговки Енотаевского уезда были убиты упомянутый выше Москаленко и заместитель председателя Астраханского губисполкома Фомин. Перевыборы происходили конфликтно, и двое советских работников были застрелены прямо в зале заседания. Фомин погиб сразу, а Москаленко успел пробежать за убийцей 40 метров, пока не упал замертво. Преступник скрылся на лошади, подведенной его братом, а вот брату не повезло – его растерзали на месте[978].

Вскоре в уезде была введена диктатура партийных ячеек РКП(б) и набранных из случайных людей комбедов. Селитренное, Сасыколи, Болхуны были объявлены на особом положении, и власть здесь принадлежала теперь военным комиссарам[979].

Во всех без исключения селах населению было запрещено даже собираться. Было принято решение «безусловно запретить под угрозой предания виновных революционному суду созыв в волостях в селах общих собраний (сходок) как нарушающих осуществление диктатуры трудового (беднейшего) крестьянства». В декабре 1918 года никем не избранные комбеды были преобразованы в Советы[980]!

Пользуясь данной им властью, комбеды принялись активно «реквизировать» имущество более успешных соседей, обрекая тех на голод. Так, Камызякский комитет бедноты постановил обратиться в Совнарком с требованием «как можно скорее национализировать все имеющееся у каждого ловца рыболовное имущество: лодки, сети и прочие приспособления, после чего… крестьяне могли бы объединиться в интересах ловецких дел и создать свой профсоюз»[981]!

Усилия комбедов приобрели такой опасный размах, что 23 октября краевое правительство напрямую запретило им проводить подобные реквизиции как минимум в отношении ловцов[982].

Запрет не выполнялся, да и астраханские власти отступали под давлением иногородних назначенцев, настаивавших на ускоренной национализации.

В Башмаковке комбед ввел в свою пользу 20 %-ный налог с аренды земли и запретил без своего согласия вывозить картофель в Астрахань.

В Яндыках комбед реквизировал у местных торговцев весь товар («которого оказалось очень ничтожное количество и неважного качества») и, за исключением арбяных колес и мазута, переданных кредитному товариществу, распродал таковой бедному населению по недорогим ценам. Аналогичным образом была перераспределена скотина[983].

В Селитренном без всякой оплаты было реквизировано десять коней у девяти семейств, которые, впрочем, не разорились, поскольку сохранили по 10–15 лошадей каждая, но потребовали компенсации. Компенсации им не дали, а вместо того у некоего гражданина Батаева для нужд военкома реквизировали дом[984].

В Бирючьей балке (Николаевский уезд) была собрана контрибуция, вызвавшее разбирательство на уровне краевого руководства. Возмущенные селяне жаловались: «сажают отца, берут 3000 руб., сажают сына, берут еще 2000 руб.»[985].