Астраханский вокзал (сборник)

- У вас закурить найдется? - Орлов сел, поджал ноги.

- Проснулись? - Сокамерник тонкими пальцами вынул из кармана сигарету, положил на нары. - Спички есть?

- Есть. Ну и ситуация...

- Создается впечатление, что вы попали в беду, и в большую. В первый раз?

- В первый.

- Понятно. Моя фамилия Савватьев. Еще вопрос: вы москвич?

- Москвич.

- Будем надеяться, что жена и родственники не оставят нас без внимания. Все-таки Новый год! Только бы не догадались сырокопченую колбасу купить! - Савватьев сделал еще несколько шагов.

- Нельзя?

- Не положено: быстропортящаяся! Будем надеяться, что в КПЗ объяснят. В стеклянной посуде тоже воспрещено.

Практицизм Савватьева немного успокоил Орлова.

- А вы что натворили?

- Кто вам на это ответит? - Савватьев присел на край нар. - За такой вопрос раньше подсвечниками били. «В чем вас обвиняют?» Разницу улавливаете? Отвечаю: мое дело простое. Не стоит выеденного яйца. Теперь спрашиваю я: в чем вас обвиняют?

- В краже вещей из автоматической камеры хранения. - Орлов в последний раз затянулся, поискал, куда бросить окурок, но не нашел, поплевав, сунул в карман.

- Вещи краденые нашли?

- Экспонометр и флакон духов. Духи жене подарил.

- По первой части пойдешь. - Савватьев уверенно перешел на «ты». - Что показываешь следователю? Заметь, молодой человек: я не спрашиваю, как было дело. Как показываешь?

Орлов вздохнул, но как-то неискренне. Он, правда, не знал пока, откуда придет помощь, но знал, что она придет, поскольку так бывало всегда. Настоящие беды обычно проносились над ним. Выручали родители, жена, заведующая багажным двором, сердобольные пенсионерки из дома, в котором он вырос. В последний момент удавалось кого-то неожиданно уговорить, разжалобить, умаслить. Ходатаи заверяли, унижались, клялись, что он переживает, раскаивается, давали слово, что ничто не повторится. Самому Орлову почти не приходилось говорить, он появлялся на сцене в последнюю минуту, когда все было уже решено, и ему приходилось только постоять несколько минут потупившись. Его прощали за молодость, за беспечность, за разлет густых бровей. Ради жены, которая вся извелась, живя с ним. Ради детей. Но проходило совсем немного времени, и все начиналось сначала.

- Загулял: с последней электричкой уехал на Москву-Третью. Там вагоны разгружают с вином... Утром с первой электричкой вернулся - почтово-багажный принимать. Только сервант перенесли, смотрю - сверху, на ящике, экспонометр. Духи на снегу валяются.

- Примитивно, - Савватьев поморщился, - в духе дворовой шпаны. Как упрутся на своем... Дети есть?

- Двое.

- Родители, иждивенцы?

- Мать - инвалид труда, двадцать пять лет на «Рот-Фронте»...

- Тогда лучше на чистосердечное. Мать, дети, все такое. Я смотрю, жена не спешит с передачей? Хорошо с ней жили?

- Всяко бывало. Позвольте еще сигарету?

- Магазин закрыт... - Савватьев встал, еще немного походил по камере. В руках он держал спичечный коробок, который быстро переворачивал наподобие колоды с картами. Все время, пока они с Орловым разговаривали, пальцы Савватьева постоянно находились в движении. Наконец Савватьев принял решение: - Кури. Потом сочтемся. Передачку мне сделаете или перевод. Проси у дежурного лист бумаги и карандаш. Скажи, явку с повинной хочешь оформить. Слыхал о повинной?

Немолодой, плотно сбитый сержант передал в камеру два листа бумаги и карандаш.

- Нашли себе работу, Савватьев? Эх, елки пушистые...

- Раз просит человек. - Савватьев развел руками.

Окошко захлопнулось.

- На имя прокурора будем писать? - спросил грузчик.

- В два адреса, в чем и хитрость. - Савватьев подмигнул. - Прессу подключим. - Он назвал фамилию известного публициста, автора судебных очерков. - Слыхал?

Потом Орлов получил обещанную сигарету и не шевелясь, тихо, чтобы не тревожить наторевшую в ходатайствах мысль сокамерника, курил в углу, а Савватьев, раздевшись до кальсон и аккуратно сложив костюм, сидел на нарах.

Писал:

«Уважаемый Николай Иванович!

Поверьте, ни при каких других обстоятельствах я не осмелился бы потревожить Вас, обратившись с просьбой. Более того, я весьма реально представляю затруднительное положение человека, вынужденного отказывать в чьей-нибудь просьбе, - человека честного и принципиального, разумеется, каким считаю Вас благодаря информации источника, - тут Савватьев на секунду задумался, но сразу же отыскал нужный ход, - который пока давайте оставим без внимания, отнюдь не потому, что он недостоин оного...»

1 января, 5 часов 15 минут

Илья вернулся домой под утро. Квартира оказалась пустой - хозяйка встречала Новый год в гостях у сына. На столе Илья обнаружил ее поздравительное послание, кусок торта «Прага», испеченного лично хозяйкой, и программу телепередач на праздники. «Щелкунчик» был отчеркнут жирной красной чертой.