Астральное тело холостяка

– Зачем? – искренне удивилась Горкина. – Я же все честно рассказала, не скрыла правду. Нет-нет-нет, я не могу, есть дела поважнее, чем с вами кататься. Я должна выиграть, стать первой на шоу…

Эпилог

– Значит, отец Дионисий, вернее, тот, кто носил это имя, предпочел совершить грех самоубийства, но не ввергнуть прихожан в ужас сообщением о том, что они исповедовались и причащались у священника-самозванца, – вздохнул Борис, ставя передо мной чашку с латте. – Хотя он позднее стал настоящим батюшкой.

– Да, – согласился я. – Никита Слонов искренне поверил в Бога и все последующие после аварии годы истово проповедовал христианские истины. Кроме того, он отдал все награбленные деньги на восстановление храма, на нужды церкви и прихожан, раскаялся во всем содеянном. Да, одно время он вел службу, не имея на то права, но потом стал иеромонахом. Настоятель, который постригал его, определенно все знал. Лже-отец Дионисий давно покаялся в обмане. Но он никак не мог сообщить правду пастве, это подорвало бы веру людей, могло отвратить их от церкви. И давайте вспомним, что в деле еще были замешаны матушка Ирина, Марфа Ильинична, Филипп Петрович. Нет, настоятель храма никак не мог предать свою историю огласке. Да и как признаться, что церковь восстанавливалась на краденые деньги? Поэтому он предпочел прыгнуть с колокольни.

– По-моему, его поступок нельзя считать суицидом, – сказал Борис, – священника вынудили так поступить.

Я сделал глоток кофе.

– Сегодня Евгений Протасов едет к высокому церковному руководству за советом. Думаю, его попросят не разглашать правду. Версия, что у батюшки на колокольне закружилась голова, случился инсульт, весьма удачна. Полицейский придумает объяснение тому, с чего вдруг отец Дионисий полез на верхотуру, ну… может, решил сам проверить, нужна ли реставрация звонницы…

– Что будет с Еленой? – поинтересовался секретарь.

Я поставил чашку на блюдце.

– Сложный вопрос. Пока ответа на него нет. За то, что она в детстве столкнула Максима с качелей и избила его, ее не привлечешь к ответу. Тем более, что и срок давности истек. А вот что делать со смертью отца Дионисия и Филиппа Петровича? Ведь именно Елена привела батюшку к Максиму. Но адвокат посоветует ей говорить: не знала, что задумал сын Елизаветы.

– Легко можно было догадаться, что озлобленный на священника Брякин приглашает его ночью на встречу отнюдь не для того, чтобы угостить чаем, – рассердился Борис. – Ладно, предположим, вызов и сопровождение отца Дионисия ночью к храму сойдет ей с рук. Но Филиппа-то Петровича она убила! Надеюсь, за это Горкиной ответить придется?

Я отвернулся к окну.

– Если Евгения попросят замять дело с самоубийством Слонова, то как объяснить, почему Горкина напала на Ветрова? Ее молчание могут купить обещанием свободы.

– Ясно, – нахмурился секретарь. – А Максим? Как его найти?

Я пожал плечами.

– Я говорил сегодня с начальником полиции, он своим звонком меня рано утром разбудил. Пока я спал, Протасов развил бешеную активность, но не преуспел. Брякин – человек-невидимка, он вроде и есть, но его нет. Нигде не прописан, официально не работает, не имеет кредиток, мобильного телефона.

– Вот уж воистину человек-невидимка, – согласился Борис. – Однако Анатолий Винкин умер. И подозреваю, без Максима тут не обошлось.

Я посмотрел на лежащую на полу Демьянку.

– Геннадий Палкин предупрежден о возможной опасности, его охраняют сотрудники полиции. И еще новость: Марфа Ильинична ночью умерла. На этот раз она и правда скончалась. Инсульт.

– Надо было ей не чай травяной, а таблетки пить, – вздохнул Борис.

В комнате повисла тишина. Я решил сменить тему беседы:

– Демьянка по-прежнему не может сидеть?

– Нет, – грустно ответил Борис, – все врачи, все академики-профессора в один голос твердят: здорова собака. И тем не менее…

– Странно, – протянул я и услышал звонок в дверь.

Секретарь пошел в прихожую, я погладил Демьянку по голове.

– Что же с тобой, а?

– Со мной? – раздался за спиной голос Николетты. – Со мной все прекрасно. Он тебе уже нажаловался?

Я повернулся к маменьке.

– Добрый день! Не думал, что ты так рано приедешь в гости.

– Эй, куда ставить-то? – спросил из коридора грубый мужской голос.

Меня охватило беспокойство.

– Ты не одна?

– Это не человек, – отмахнулась маман, – грузчик, вещи носит.

– Чьи? – испугался я.

– Мои, – ответила Николетта. – Тебе муж звонил?

– Твой? – уточнил я.

– Чей еще? – вскипела маменька. – Я развожусь…

– О нет! – испугался я, вмиг поняв, что в случае разрыва брачных уз о госпоже Адилье снова придется заботиться мне. – Владимир Иванович прекрасный человек! Второго такого не найти! Он тебя очень любит. Подумай, как плохо жить одной.

– И выхожу замуж, – продолжила Николетта.

– За кого? – похолодел я.

– За веселого человека. За такого, с которым не скучно. За Фреда. – Маменька заулыбалась.

Я лишился дара речи. Борис, наоборот, утратил свой дар корректно молчать.

– С ума сойти! Не делайте этого!

– За Фреда, – гордо повторила Николетта. – Мы с ним одной крови, он и я!

Теперь хорошее воспитание покинуло и меня.