Астрея. Имперский символизм в XVI веке

Любимым образом Генриха IV, как подчёркивает Виванти, был галльский Геракл[648] (см. илл. 42а), победитель чудовищ войны и раздора, восстановитель имперского мира, в котором снова могла расцветать цивилизация. Во рту галльский Геракл держит цепи, на которых тянет людей, но не посредством тиранической силы, а одним только мирным красноречием. Этот образ, как и большая часть прочего символизма Генриха IV, был всего лишь использованием старого приёма пропаганды французской монархии. Наряду с происхождением от Карла Великого и имперскими колоннами, галльский Геракл на протяжении всего столетия был тесно связан с монархией.

И всё же в определённом смысле имперская тема Генриха IV принимает по-настоящему универсалистский характер, становясь посланием религиозного мира и единства, применимого к другим народам и нациям. Генрих не только с успехом противостоял угрозе испано-католической гегемонии в Европе. Как католический монарх, проводивший веротерпимую политику в своих владениях, закреплённую и легализованную Нантским эдиктом 1598 г., он также представлял «политическое» решение религиозной проблемы, заключённое теперь навсегда (как надеялись) во французской монархии. Он являл собой воплощение религиозного имперского pax. Щедро используя justitia

, Генрих восстановил порядок и мир. В годы его правления во Францию снова вернулось изобилие, и в атмосфере этого спокойствия и достатка возрождалась цивилизованная жизнь и прогрессивная мысль. Как показывает Виванти, возвращение Астреи было наиболее часто используемым символом правления Генриха IV[649]. Это делалось не просто условно, а с реальной надеждой на то, что начинается новая эпоха, новый золотой век.

Существовало широко распространённое убеждение, что обращение Генриха IV обозначило начало новой, более либеральной эры в религиозной истории Европы. И эта универсальная религиозная надежда придаёт особую остроту образу французской Астреи, чьё возвращение превращается в сложный эзотерический культ в «L'Astrе́e»[650] (Илл. 42b), пасторальном романе Оноре д'Юрфе, где под тонкой маской появляется сам Генрих IV.

Одно из изображений французской Астреи странным образом напоминает символизм Елизаветы. Гравюра с титульного листа «Истории Франции» Пьера Матьё (1605), приведённая в статье Виванти[651]

и здесь (Илл. 42c), изображает женщину на троне с увитым мечом в правой руке и рогом изобилия в левой. За спиной у неё стоят две имперские колонны, держащие королевскую корону Франции. На ступенях её трона видны фигуры Благочестия, Справедливости и Мира (Peace). Вокруг изображены символические картины мирных занятий искусствами и науками, а на заднем плане сцены мирных увеселений. На то, что это действительно Астрея, указывает не только обилие злаков в её роге, но также и тиара из колосьев на голове. Французская Астрея с мечом в руке восседает в позе и окружении, которые вне сомнения были основаны на образах елизаветинской имперской девы. Это изображение позволяет понять, насколько близки были английская и французская политико-религиозные ситуации в XVI веке. Французская Астрея отражает галликанскую независимость от папства, которая, хотя и не дошла, как англиканство, до полного размежевания с ним, но временами подходила очень близко к разрыву и к англиканской позиции.

Одной из целей этой книги было сопоставить образы тюдоровской монархии и имперской реформы с образами французской монархии, отражавшими непрерывные усилия Франции прийти к религиозному миру через идею монархии. И этот образ французской Астреи, столь явно похожий на имперскую деву, выглядит достойным завершением нашего исследования.

42a. Генрих IV как галльский Геракл. Эстамп, распространявшийся после помазания и коронации Генриха IV в Шартре

42b. Титульный лист «Астреи Оноре д'Юрфе (1632)

42с. Астрея. Титульный лист «Истории Франции» Пьера Матьё (1605)