Астрид Линдгрен. Лучшие сказки

Окрестные горы славились пещерами, но ни одна из них не походила на Медвежью. Рони давно знала о ней от Маттиса, пожалуй, с тех самых пор, как стала проводить все дни в лесу. Он когда-то сам любил там ночевать. Еще мальчишкой. Летом. А по зимам в пещере спят медведи, рассказывал ему Лысый Пер. Потому он и назвал пещеру Медвежьей. Ее и теперь так называют, хотя медведи там уже не живут.

В пещеру эту, расположенную высоко в скальной стене, можно было попасть, только пройдя по узенькому козырьку над пенящейся рекой, и это было очень опасно. Но перед самым входом в пещеру козырек расширялся. На этой площадке можно было сидеть и смотреть, как в сверкании и блеске встает новый день над горами и лесами. Рони уже не раз сидела там. Да, в этой пещере можно жить, это она точно знала.

— Я приду туда вечером, — сказала она. — Я тебя застану?

— Конечно, — ответил Бирк. — Я буду тебя там ждать.

В тот вечер Ловиса пела Волчью песню, как пела ее всегда в конце дня, каким бы он ни оказался — счастливым ли или печальным, — пела для Рони.

«А ведь я слышу ее в последний раз», — подумала Рони.

И печаль охватила ее. Да, тяжело расставаться с матерью, но еще тяжелее не быть больше дочерью Маттиса. Поэтому ей и надо уйти в лес, даже если она уже никогда не услышит Волчьей песни. И уйти надо сейчас же. Как только заснет Ловиса. Рони ждала, лежа в постели, и глядела на огонь. Ловиса беспокойно металась на своей широкой кровати, но наконец все же затихла, и по ее ровному дыханию Рони поняла, что она спит.

Тогда Рони тихо подошла к кровати и долго глядела на спящую мать, освещенную неровным светом догорающего огня в очаге.

«Дорогая моя Ловиса, — думала она, — кто знает, увидимся ли мы еще когда-нибудь».

Волосы Ловисы рассыпались по подушке. Рони пальцем дотронулась до светло-каштановой пряди. В самом ли деле это ее мать? Ведь она во сне выглядит просто девочкой. И у нее совсем измученный вид. Ей, должно быть, очень одиноко лежать без Маттиса в такой широкой кровати. А теперь еще и дочь покидает ее.

— Прости меня, — прошептала Рони. — Я не могу поступить иначе.

Крадучись, вышла она из зала и взвалила на плечо свой узел, который еще днем спрятала в чулане. Он был такой тяжелый, что Рони еле его тащила. Поэтому, как только она дошла до Волчьей Пасти, она швырнула его наземь, и узел покатился прямо к ногам Тьёге и Тьёрма, которые стояли в дозоре. Конечно, теперь Маттису было не до того, чтобы расставлять охрану вокруг замка. Но за это дело с большим усердием взялся Лысый Пер. Тьёге вытаращился на Рони, как на привидение.

— Чур меня, чур меня!.. Заклинаю тебя всеми злобными друдами, скажи, что ты здесь делаешь среди ночи?

— Я ухожу из замка, — сказала Рони. — И буду жить в лесу. Передай это Ловисе.

— А чего же ты это сама ей не сказала?

— Она бы меня не отпустила. А я не хочу, чтобы меня задерживали.

— А что твой отец скажет? — спросил Тьёрм.

— Мой отец? — повторила Рони. — Разве у меня есть отец?

На прощание она пожала разбойникам руки.

— Передайте всем привет, а Лысому Перу особенный… И знаете что, вспоминайте обо мне по вечерам, когда будете петь и плясать, ладно?

Этого Тьёге и Тьёрм уже не могли вынести. Слезы градом покатились у них по щекам, и Рони тоже всплакнула вместе с ними.

— Боюсь, — мрачно произнес Тьёге, — что в нашем замке уже свое отплясали.

Рони с трудом подняла свой тяжелый узел и снова вскинула его на плечо.

— Скажите Ловисе, чтобы она особенно не убивалась. И беспокоиться обо мне тоже не надо! Если я понадоблюсь, она всегда сможет найти меня в лесу.

— А что нам сказать Маттису. — спросил Тьёрм.

— Ничего, — ответила Рони и горько вздохнула. И ушла.

Тьёге и Тьёрм молча глядели ей вслед, пока она не исчезла за поворотом дороги.

Тем временем тьма сгустилась, но потом взошла луна. У озера Рони решила передохнуть. Она села на камень и всем своим существом ощутила великую тишину, царящую в ее лесу. И сколько ни вслушивалась, она слышала только эту тишину и ничего больше. Весенней ночью лес жил своей неведомой жизнью, был полон колдовских чар и древних тайн.

Конечно, и опасности караулили Рони на каждом шагу, но она не чувствовала страха. Только бы не появились злобные друды. «А вообще-то мне здесь так же спокойно, как и в нашем замке. Лес — мой дом, — думала она. — Он всегда был моим домом. А теперь, когда у меня нету другого, тем более».

Вода в озере казалась густой, иссиня-черной, только узенькая лунная дорожка перечеркивала ее гладь. Рони радовалась красоте ночи и лунному свету. Да, как же это все-таки странно, что можно одновременно быть и радостной, и печальной. Печальной из-за Маттиса и Ловисы тоже, а счастливой из-за волшебства красоты и тишины весенней ночи.

Значит, вот здесь, в лесу, она и будет теперь всегда жить. С Бирком. И тут она вспомнила, что Бирк ждет ее в Медвежьей пещере. Так почему же она сидит и размышляет? Она встала и снова подняла свой узел. Ей предстоял долгий путь, и ни одна тропинка не вела в пещеру. И все же она знала, куда ей надо идти, чуяла, как чуют звери. Как чуют дорогу в ночи лохматые тюхи, темные тролли и серые гномы.