Астрид Линдгрен. Лучшие сказки

— Фридольф лег на койку, — продолжала Пеппи свой рассказ, — потому что он и сам жутко испугался своей болезни, и все думал, что же это за эпидемия такая его подкосила, что он не смог съесть больше шести тарелок каши. Он лежал на койке и уже не знал, дотянет ли до вечера, но тут как раз вошел папа и дал ему рекальство. Это было гадкое рекальство, и выглядело оно отвратительно, но зато действовало безотказно, тут ничего не скажешь. Как только Фридольф проглотил первую ложку, у него изо рта вырвалось что-то вроде пламени, и он завопил так громко, что наша «Попрыгунья» качнулась от носа до кормы, а крик Фридольфа услышали на всех кораблях на расстоянии пятидесяти морских миль. Кок еще не успел убрать со стола посуду после завтрака, когда в кают-компанию ворвался Фридольф, рыча, как голодный лев. Он бросился к столу и стал уплетать кашу тарелку за тарелкой, но даже после пятнадцатой тарелки он все еще продолжал рычать. А каши больше не было, и тогда коку ничего не оставалось, как кидать в его раскрытую пасть холодную вареную картошку. Как только он переставал кидать, Фридольф издавал такой ужасающий вопль, что коку стало ясно: если он перестанет кормить его картошкой, то Фридольф сожрет его самого. Но на кухне было всего лишь сто семнадцать картофелин, и тогда кок пошел на хитрость, он кинул ему последнюю, ловким прыжком выскочил из кают-компании и захлопнул за собой дверь. А мы все стояли на палубе и глядели на Фридольфа в иллюминатор. Он пищал, как голодный грудной младенец и в конце концов принялся глодать хлебную корзинку, а потом сожрал кувшин и пятнадцать пустых тарелок. Но и это не утолило его голод. Тогда он взобрался на стол, встал на четвереньки и начал грызть доски, да так усердно, что щепки летели во все стороны, он ел стол с таким наслаждением, будто это была спаржа. Видно, Фридольф находил, что ломтик стола вкуснее самых вкусных бутербродов, какие он едал в детстве. Тут папа понял, что Фридольф окончательно вылечился от своей изнурительной болезни, вошел к нему и сказал: «Возьми себя в руки, матрос, и потерпи немного, через два часа будет обед, и тебе дадут кусок свинины с пюре». «Есть, капитан, я постараюсь, — ответил Фридольф, вытер рот, и в глазах его вспыхнул голодный блеск. — Только разрешите мне, капитан, поужинать сразу же после обеда?»

Пеппи склонила голову и кинула косой взгляд на Томми, Аннику и на их тарелки с кашей.

— А вы когда-нибудь обязательно попадете на корабль, и там вас накажут за плохой аппетит.

Как раз в эту минуту мимо дома Сеттергренов прошел почтальон. Он увидел в окно Пеппи и крикнул ей:

— Пеппи Длинныйчулок, тебе письмо!

Пеппи так изумилась, что чуть не упала со стула.

— Письмо?! Мне?! Пистоящее насьмо? То есть, я хочу сказать, настуящее пясьмо? Покажи скорее, я не могу в это поверить.

Но это и в самом деле оказалось настоящим письмом, письмом с множеством диковинных марок.

— Прочти лучше ты, Томми, ты уже ученый, — сказала Пеппи.

И Томми прочел:

«Моя дорогая Пеппилотта!

По получении настоящего письма немедленно отправляйся в порт и жди прихода „Попрыгуньи“. Я намерен приехать за тобой и увезти тебя к себе в Веселию. Ты должна же, наконец, увидеть страну, в которой твой отец стал таким могущественным королем. У нас и в самом деле очень весело живется, и, я надеюсь, тебе там понравится. Мои верноподданные тоже страстно желают увидеть принцессу Пеппилотту, о которой они много слышали. Так что здесь не о чем долго говорить.

Собирайся в путь, ты поедешь со мной, — такова моя королевская и отцовская воля.

Твой старый отец шлет тебе крепкий поцелуй и самые нежные приветы.

Король Эфроим I Длинныйчулок, повелитель Веселии».

Когда Томми кончил читать письмо, в кухне воцарилась мертвая тишина.

⠀⠀ ⠀⠀

VI

Как Пеппи отправляется в плавание

⠀⠀ ⠀⠀

В одно прекрасное утро в гавань вошла «Попрыгунья», вся расцвеченная флагами и вымпелами. Городской духовой оркестр выстроился на набережной и громко заиграл приветственный марш. И все жители городка собрались на набережной, чтобы увидеть, как Пеппи встретится со своим отцом, королем Эфроимом I Длиннымчулком. Фотограф стоял наготове, чтобы запечатлеть первые минуты этой встречи.