Астрология и мифология

В культуре у Ноя были предшественники — шумерский Зиусудра ("нашедший жизнь далеких дней") и аккадский Атрахасис ("весьма премудрый").

Разгневанные шумом, который поднимают люди, боги решили наслать на землю потоп. Добрый бог Эйя/Хайя, олицетворяющий океан, сочувствовал людям, но не мог прямо предупредить их, связанный договором с другими богами. Тогда он сказал о предстоящем потопе стене дома своего любимца Атрахасиса. Тот построил корабль и спасся на нем вместе со своими домочадцами и имуществом. И тогда, чтобы не изменить своей клятве — уничтожить всех смертных — боги даровали Атрахасису бессмертие.

В первом из дошедших до нас литературных произведений — эпосе о Гильгамеше — также упоминается о потопе: герою о нем рассказывает старец Утнапишти/Утнапиштим, чье имя является калькой шумерского имени Зиусудры. В мифе о потопе спаситель, как и бедствие, носит откровенно нептунианский характер.

Качества планеты Нептун дают также ответ на вопрос, почему боги досадуют на шум людей. Нептун предполагает изначальную гармонию и тишину — человеческая жизнь отходит от нее. Поэтому мы не слышим голоса вечности, а беспорядочные и неразумные человеческие действия создают помехи божественной гармонии того, откуда все возникло. Однако, человеческое сознание является таким инструментом, который даже в шуме (уличных машин, например) может услышать гармонию (музыки). К такому восприятию более всех близки композиторы, преобразующие впечатления мира в гармонию звуков. Однако способность сделать для себя мир более гармоничным, находя свою особую красоту даже в том, что раздражает, дана всем. Можно назвать это подсознательное желание человека улучшать мир вокруг себя способностью к синтезу. Но если взять шире, это то нептунианское всеприятие, о котором мы уже говорили.

МОРЕ И МУЗЫКА

Подводный мир — мир тишины и тайны, и в то же время море — самая звучащая стихия. Отсюда ещё одна параллель — море и музыка. Стихийные резонансы изначального Хаоса мы воспринимаем как какофонию, но повторяющиеся ритмы морских волн предстают как созвучие. Этот образ описывает легенда о Садко, где любителем музыки оказывается Морской царь, а вдохновенная игра Садко на гуслях ему в угоду поднимает бурю на море, топящую корабли, — в чем можно углядеть мятеж подводного мира против земного мироустройства. Славяне долго не имели выхода к морю, и потому у нас нет мифологического образа, по яркости сравнимого с Посейдоном или Тиамат: Морской царь поздней легенды даже не имеет собственного имени, хотя и предстает властителем, независимым от земного мира. Славянский Водяной — возможно, тоже отголосок некогда грозного и могучего повелителя пучин первобытных вод.

Аналогию между морским прибоем и звучанием музыки передают украинские поверья, что когда играет — волнуется и шумит — море, на поверхность его выплывают морские люди —"що половина чоловiка, а половина риби" — и поют песни, а чумаки приходят тогда к морю и научаются тем славным песням, что распевают потом по городам и сёлам[50]

. В средневековой Европе тоже существовали духи вод в образе русалок — ундины (от латин. undo — "волна", это слово происходит от того же индоевропейского корня, что наши слова: вода

и ведро). Они символизировали стихию воды во всех её проявлениях, и, в частности, её певучесть и музыкальность: они завлекали рыбаков в глубины своим прекрасным пением (здесь можно вновь вспомнить сирен). Этим образам посвящены астероиды Ундина и Сирена, символизирующие омут чувств и соблазны иллюзий внутреннего мира.

Древние египтяне также сопоставили водному знаку Рыб бога музыки Ихи (сына небесной коровы Ихет и правителя устроенного мироздания Гора). И с кельтским морским богом Лером связана легенда о звуках, будящих в слушателе нептунианское сочувствие. Злая мачеха превращает четверых его детей в певчих лебедей, и они остаются в этом облике девятьсот лет (целую вечность, если учесть, что числительное девять, как сравнительно новое, раньше обозначало просто "много", как и все кратные ему числа). Морскими бурями отзывается их песням горе Лера, оплакивающего потерю семьи. И все же он находит утешение в призывном пении своих детей, когда встречается с лебедями в тихих скалистых озерах, на время успокаивая свои воды под воздействием чар музыки.