Асцендент Картавина

Глаза Изольды сузились, превратившись в щелки.

— Да или нет?

Избегая на нее смотреть, я поднялся с дивана и прошелся по комнате. Оказавшись в дверях кухни, остановился, оперся плечом о косяк, словно разделявшие нас метры обеспечивали мою безопасность. Люди странные существа, мотивы их действий уходят корнями в те далекие времена, когда от хищника можно было отгородиться расстоянием.

— В литературе описаны случаи, свидетельствующие о том, что руку судьбы удавалось отвести, но в таком случае предсказание можно считать ошибочным. Во второй части «Короля Генриха VI» Шекспир пишет о пророчестве, которое, в угоду монарху, пытались истолковать иначе, но оно сбылось и Генриха убили. Согласно астрологическим представлениям, — продолжал я где-то даже назидательно, — судьба человека делится на части: треть ее определяют звезды, треть — карма, и только последняя треть зависит от его собственного выбора…

Изольда меня не слушала. Произнесла, словно бы говорила сама с собой:

— Значит, избежать предсказанного невозможно!

Словно тетерев по весне, я продолжал самозабвенно токовать:

— Вообще говоря, сообщать о таких вещах клиенту считается неэтичным. Если, судя по карте, смерть вероятна, но человек страстно хочет жить и осознал свои ошибки, не исключено, что она отступит. Его надо аккуратно предупредить, тогда можно попробовать уклониться от негативного сценария развития событий…

— Предупредить?.. Я-то уж точно слова не скажу! — хмыкнула Изольда. Лицо ее, ставшее высокомерным, напомнило мне греческую маску. — Так надо понимать, это случится в ближайшее время?.. Смерть Хлебникова! Она будет насильственной?..

Ответа ей не требовалось, ответом было мое молчание. Не знаю почему, только я вдруг успокоился. Владевшая мною нервозность улетучилась, уступив место внутренней тишине.

Изольда поднялась из кресла, ее взгляд держал меня в перекрестье прицела.

— Вы благородный человек, Стэнли! Вы ведь благородный человек?..

Позвала меня жестом руки. Я подошел. Окружающее пространство будто сдвинулось в сторону, оставив нас двоих в лишенной оттенков белесой пустоте. Даже голос ее стал каким-то плоским и бесцветным, отчего звучал особенно зловеще:

— В этом мире ничего не происходит само по себе!

По моему телу пробежала дрожь. Скулы закаменели, а в глубине под ребрами разлился предательский холодок. Я знал, что за этим последует. Так за краткое мгновение до выстрела жертва чувствует прикосновение к виску взгляда снайпера. Да, я это знал, и произнесенные ею слова были не ее, а моими:

— Кто-то должен сделать то, чему суждено случиться!

Медленно, словно при покадровой съемке, Изольда полезла в задний карман джинсов и извлекла на свет сложенный в несколько раз лист бумаги. Развернула его и вместе с тонкими медицинскими перчатками положила на журнальный столик. Время замерло. Мы стояли, глаза в глаза. Я чувствовал знакомый аромат ее духов.

— Писатель Хлебников — ваше порождение! Своим предсказанием вы выпустили из бутылки джина. Гадину надо раздавить! Завтра после девяти он будет дома. Один!

Глядя на меня снизу вверх, она начала медленно расстегивать пуговки кофточки, потом в той же последовательности их застегнула.

— Я буду готова разделить с вами ответственность…

Ночью я проснулся от холода. Окно было распахнуто настежь. Зубы отбивали танец с саблями, впрочем, со слухом у меня всегда было неважно. Плотно прикрыв створки, я накинул поверх одеяла что было теплого и с головой забрался в норку. Главное, думал я, постараться не думать, тогда сон обязательно придет и этот навязчивый мир хоть не надолго оставит меня в покое.

Проснулся я с тем редким чувством радости во всем теле, что посещает человека только в юности. Мыслей не было, а только ощущения, и это было прекрасно. Однако, стоило мне бросить взгляд на стоявший рядом журнальный столик, как они появились. Сразу две. Сменяя друг друга, поползли через ставшую резиновой голову, и деваться от них было некуда. Бред какой-то, думал я, с чего бы мне убивать Хлебникова! И тут же шла вторая: не топором же! Вспоминался и предыдущий вечер, но глухо, фоном, и не разговор с Изольдой, а эти ее манипуляции с пуговичками и преследовавший меня едва различимый запах вербены.